Первые Романовы

6 июня его привели на Лобное место, где в Москве происходили казни. Он выслушал, не моргнув, приговор, осуждавший его на четвертование, набожно повернулся к соседней церкви, четыре раза поклонился толпе, прося у нее прощения и, совершенно спокойный, отдался в руки палачей. Положив его между двух досок, ему сначала отрубили правую руку выше кисти, потом левую ногу ниже колена, но он по-прежнему не испустил ни одного крика. Думали, что он умер. При виде ожидавшей его казни, Фрол вдруг обомлел и пробормотал формулу «слово и дело» – это значило, что осужденные имеют сделать важные разоблачения, ради которых они получали отсрочку, за которую им потом дорого приходилось расплачиваться в допросной камере. Вдруг среди окровавленных досок, где лежало неподвижно изуродованное тело Стеньки, раздались слова:

– Молчи, собака!

То были последние слова, произнесенные атаманом. Они не принадлежат истории, основанной на документах, но тогдашние казни знают часто и в подобном же виде аналогичные подробности. Ни смерть, ни самые жестокие муки не могли поколебать физической и моральной стойкости большего числа обреченных на казнь – то были люди, либо огрубевшие от беспокойной жизни, либо охваченные могучим религиозным чувством. А что касается Фрола, то ему, кажется, была действительно отсрочена казнь. Он, будто бы указал склад важных бумаг или тайный клад и, хотя розыски по его указаниям остались бесплодными, но (мы не знаем, правда, как и почему), казнь была ему заменена пожизненным заключением.

По преданию, готовый принять смерть, Стенька составил поэму, сохранившуюся в устах народных певцов, где герой просит похоронить его на распутье трех дорог, ведущих к трем очагам земли русской: к Москве, Астрахани и Киеву. Сказочный атаман мог, конечно, быть по-своему поэтом, раз он вдохновил столько других поэтов. Во всей местности, служившей театром его действий, воспоминание о нем живет еще до сих пор.

X. Легенда о Стеньке

Берега Волги усеяны урочищами, с которыми до сих пор связано имя атамана. Так, один холм назван «столом Стеньки», так как на нем он пировал со своими товарищами; другой носит название «шапки Разина», так как по легенде он там оставил свою шапку. Одну пещеру считают местом тюрьмы для плененных им вельмож. На север и на юг от Царицына, на высоком берегу реки, ряд других холмов представляет собой ту особенность, что он отделен оврагами от твердой земли: весною они бывают наполнены водою. Возможно, что, следуя традиции, атаман избрал некоторые из этих высот для своих лагерей, но, если верить местным жителям, там еще недавно можно было видеть следы укреплений и рвов, вырытых в скале, и железные ворота при входе. Там должны быть скрыты огромные сокровища, но, заколдованные, они никому не даются.

Эпопея Стеньки оставила также глубокий след между Доном и Волгою – борозду, по которой он волоком перетаскивал челноки, чтобы перебраться от одной реки до другой. В своих скитаниях, как и в успешных набегах, герой совсем не боялся царя, так как он не оскорбил его ничем, и, удовлетворившись установлением пошлины с судов, спускавшихся или поднимавшихся по Волги, он избавил от нее лишь царские суда, после того, как получил царскую жалобу на это. К несчастью, астраханские и московские купцы, хитрые и бесчестные, стали провозить свой собственный груз под этим флагом, и атаман должен был отказаться делать различие между одними и другими. Но царь, получив об этом сведения, не высказал ровно никакого неудовольствия и в течение многих лет Стенька беспрепятственно пользовался своею привилегией.

Он воевал потом в Персии и покрыл себя славою. Бояре, завидуя его успехам, напали на него по его возвращении, но их пули и ядра не могли его уязвить. Одна скверная девка, Маша, завлекла его в западню, но он убежал, отмстив в свою очередь нападением на бояр, которые внушили ей это, и, осадив Астрахань, город, населенный неверными и несколькими лишь христианами, которые поспешили открыть ворота герою. К несчастью, там находился еще архиепископ, который некстати хотел исповедать атамана и заставить его покаяться в его небольших грехах. И Стенька виноват только в том, что поддался гневу. Показывая вид, что слушает священника, он пригласил его с собою на колокольню, откуда обещал исповедаться перед собравшимся народом. После чего он сбросил сверху несчастного исповедника со словами:

– Вот как я раскаиваюсь!