Кивнув, побрела в раздевалку. Только сейчас заметила, что рабов вывели раньше, хотя заступали мы одновременно. Осторожно сняла одежду, выбросила верхний костюм в урну (надо бы все, но тогда новых тряпок не напасёшься), а потом отправилась в предоставляемое благо цивилизации — чуть тёплый душ. Вода немного успокоила горящую кожу и помогла промыть глаза. Зато стало понятно, почему тело такое тяжёлое и неповоротливое: руки, как и лицо, отекли, покраснели, а глаза превратились в узкие щёлочки. Осторожно проверила зубы, но, к счастью, они не шатались, как казалось из-за острых ощущений. Да уж, Шас очень мягко выразился, предупреждая, что «временный дискомфорт почти гарантирован». Впрочем, если судить по заключённому контракту, то серьёзных последствий для здоровья работа в течение курсов принести не должна…
Естественно, в таком, раздутом, состоянии, нормально помыться не получилось. Неприятно, тем более, что волосы всё равно случайно намочила, а сушилки не предусматривалось. Убедившись, что очистилась достаточно, чтобы после применения нейтрализатора соответствовать стандарту безопасности, неуклюже, из-за раздутых пальцев и то и дело простреливающей зубной боли, оделась и обмотала голову запасными тряпками — сейчас главное — не замёрзнуть. А потом получила заслуженные четыре копейки и вышла на улицу.
Сейчас ледяной ветер показался почти приятным: он охладил горящую кожу, даже отёк за несколько минут, что простояла у стены туннеля, немного спал. По крайней мере, видеть стала лучше. Вздохнув, насторожилась. Со стороны ближайшей мусорки пахло химией и подгорелым мясом. Ну, химией для меня сейчас всё пахнет (слишком надышалась), а вот жаркое или его остатки бы не повредили. Если ещё и с жирком, то неплохой ужин получится. Но стоило заглянуть в бак, как замутило: там лежал один из шапочно знакомых рабов. Тех, кто вышел на смену одновременно со мной. Голое, уже слегка покрывшееся инеем, изувеченное и обгорелое тело.
Отшатнувшись от такой наглядной демонстрации бесчеловечности местных порядков, отошла, ещё немного постояла, а потом отправилась на свалку. Обыскивать по пути мусорки не решилась — перед внутренним взором всё ещё стоял тот несчастный.
Добиралось дольше обычного: ускорив темп, из-за усталости и плохого самочувствия могла случайно что-то нарушить — а этого допустить нельзя. Зато к тому времени, как достигла свалки, зубная боль стала более тупой, а отёк почти исчез, оставшись только на голове, особенно на её волосистой части, которую к тому времени саднило ещё больше. Естественно: её-то как следует промыть не получилось — вот и результат. Подумав, всё-таки решила пожертвовать шевелюрой, осторожно сбрила волосы и тщательно протёрла горящую лысину снегом. Лучше так, чем либо обморозить мокрую голову, либо оставить на ней химию и из-за этого потом кожи лишиться. Хотя волос жалко: после лечения в Белокермане они стали крепкие, густые и красиво блестели. Но здоровье дороже. А если выживу, со временем новые отрастут.
Набрав еды и топлива, вернулась домой, развела огонь и некоторое время грелась. Потом попыталась решать задачи, но внимание удержать не удавалось и результата не было. Заснуть тоже не получалось: стоило улечься, как начинала напряжённо прислушиваться к завыванию метели. Вспоминался Ликрий и почему-то изуродованный труп на мусорке. Поняв, что если сейчас не отвлекусь, то снова нахлынет отчаяние, села, поставила кипятить воду и залезла в сеть.
Сначала подробнее почитала о своей работе. Если раньше я обращала внимание на технику безопасности и как сохранить здоровье самой, то теперь поинтересовалась насчёт рабов. Выяснилось, что средний срок жизни невольных уборщиков составляет всего неделю, но естественной смерти никто не ждёт, поэтому группу обновляют по мере того, как очередной бедолага теряет работоспособность и подлежит ликвидации (через три-пять суток после начала работы). А выгоден такой подход только потому, что закупают подходящий «брак» буквально за копейки. Ещё годный, но самый дешёвый, которым даже столовые и консервный цех побрезговали.