Приказ, отданный самому себе, помогает взять себя в руки. Все верно. У меня на руках остался раненый Шаман, который идет на поправку, но которого может прибить где-то задержавшаяся похоронная команда. Остались босая и почти раздетая девушка и полный воз личных проблем, включая отсутствие денег, документов и вещей. Тяжело вздыхаю и отправляюсь в очередной раз на мародерку.
— О, Серый, гляди: артисты погорелого театра на выезде! Гастроли сусликам даете?
На придумывание достойного ответа нет ни сил, ни желания.
Весело балагурящие бойцы выпрыгивают из кузова прибывшей машины и тут же кривятся, обозрев поле деятельности.
— Э, погорельцы — вы что, так всю ночь и день тут и сидели? А чего в село не пошли? В администрации вас с утра дожидаются.
— В какое село?
— В Заливку. Всего-то в двух верстах отсюда.
Захотелось грязно выругаться. Помощь была буквально в двух шагах.
— А мы знали? Нам приказали сидеть здесь, ждать вас, мы и сидим. Да и раненый у нас.
— Мля, пристрелить надо этого придурка Борисова! Мало того что приказ передал с опозданием, так еще и гражданских бросил. Урод!
Веселый старшина подошел к нам, посмотрел на забинтованного Шамана, на нас, сплюнул и выматерился.
— Ребят, простите, но у меня приказ. Сейчас здесь приберем и доставим вас в лучшем виде. Пока потерпите. Что-нибудь нужно?
— Воды бы… — робко подала голос Наталья.
— Сейчас сделаем. Мошковцев, организуй воды погорельцам, и вообще!‥
От кучки бойцов отделился один и направился к машине, откуда достал канистру воды и выдал нам со словами:
— Только это… всю не тратьте, нам еще тоже надо будет.
Тем временем прибывшие деловито снарядились в балахоны и занялись организованной мародеркой — не чета нашим дилетантским потугам. Найденное оружие складывали на один расстеленный брезент, личные вещи, документы и деньги — на другой, всякое пригодное к дальнейшему использованию барахло — на третий. Убитых относили в центр лагеря, в одно место. Туда же бросали всякий хлам и мусор.
Наташу затошнило, а я внимательно наблюдал за процессом. Мне в этом мире теперь жить. К чести работающих, никакого глумления над поверженными не было. Просто противное дело, которое надо сделать. Вообще я заметил, что в команде были только степенные пожилые мужики, явно повидавшие в жизни многое. Часа два продолжался этот жуткий конвейер, но всему приходит конец. Закончив, старшина скомандовал:
— Отбой, славяне!
К этому моменту бывшее место лагеря представляло из себя небольшой курган с перепаханной вокруг землей. Командир вызвал кого-то по рации, и все дружно отошли к машине. Пока бойцы упаковывали хабар и приводили себя в порядок, старшина подошел к нам.
— Вы, ребята, это… зла не держите. Про Борисова, что вас здесь оставил, я куда надо сообщу, его там вздрючат. Нате вот, возьмите. — И он сунул нам по небольшой стопке купюр.
— Зачем нам? — попыталась отказаться Наташа.
— Ну как же, барышня… Вам теперь документы новые справлять, обувку… Багаж опять же весь потерялся. Берите. Я ведь понимаю все. Попали как кур во щи… Раненому вашему я в карман положу. — Он действительно вложил в нагрудный карман Шамана деньги.
— Спасибо… — только и смогли пролепетать мы.
— Сейчас погрузимся, дождемся погребения, да и отправимся.
Что он понимал под погребением, я понял только спустя минут пять. С севера прилетела одинокая фигура в МБК, покружилась над местом, да и пульнула фаерболом в курган.
Не, я, конечно, знал, что огневики круты, но чтоб настолько… А ведь я так же бы мог, наверное…
Еще через пять минут лишь оплавленное пятно на земле да невыносимая вонь напоминали о произошедшем здесь побоище. Волковские сняли фуражки, кое-кто перекрестился, провожая павших.
А я в душе ликовал. Почти до самого конца я опасался, что убитых как-то будут фиксировать, хотя бы фотографировать для последующего опознания. Но пронесло, и наш финт с подменой Шамана остался нераскрытым. Почему я так привязался к этому парню — и сам не мог себе объяснить. Наверное, потому что это был первый спасенный мною в этом мире человек, и я чувствовал ответственность за его судьбу…
Прекратив самокопание, отправился на погрузку. Волковские по возможности удобно разместили нас в кузове грузовика, и мы наконец отправились в путь.
Заливка оказалась большим селом, где нас сначала завезли в больницу, а потом сдали на руки участковому. Проследив за устройством Шамана, я предупредил доктора о вколотых препаратах и что пациент одаренный.
— А как зовут-то хоть его? Что в карте написать?
Тут-то я и осекся. Шаман и Шаман, а вот имя-фамилию я и не знал никогда.
На помощь пришла Наталья:
— Да мы ж незнакомы с ним. Только и слышали, что зовут Аликом вроде.
— Ладно, придет в себя — узнаем. Идите уже, а то самих впору здесь оставлять, — с таким напутствием доктор передал нас в цепкие лапы администрации.
Совсем нестарый участковый реально оказался от слова «участие». Представился, напоил нас чаем с бутербродами и только потом стал расспрашивать. Первой слово взяла Наталья.