Первые шаги

— Ну ма-а-ам, ну что вот ты шутишь?‥ Я их себе забрать хочу. Пусть Митька сам себе людей подбирает, а эти только моими будут. Сама же знаешь: даже если они потом свои рода создадут, все равно родственными будут. А сейчас и вовсе мой род усилят.

— Ты еще долго скрываться собираешься?

— Как титул получу, так и сдамся. Ты ж понимаешь — Митька сейчас у Милославского под крылышком: тот ему, если что, отказать не сможет. А я не хочу! Может, я и не прав, но я себе это так вижу: законопатят меня в какой-нибудь закрытый отдел, и буду я до конца дней под охраной сидеть, одни пэгэбэшные рожи видеть. Понимаю: может, я и не прав, но согласись, так тоже запросто может быть. Ты вон у деда много свободы видела? Что приказал, то и делала.

— Елизар Андреевич… Ему возражать трудно было. Но и защиту он нам дал немаленькую…

— Вот и я о том же. Сама же говоришь — зря не рискнула свой род создать.

— Может, еще и создам. Мне, между прочим, за тот бой орден дали, могу и прошение подать. Только пока торопиться не буду, посмотрю, как у вас с Митей дела пойдут. Может, вам хоть кто-то взрослый в роду еще понадобится. Мы же с Митей еще не говорили — может, и ему там вовсе не сладко, и помощь требуется… Давай свои бумажки.

Мы еще немного поговорили, но потом оба начали зевать, так что вскоре я смылся привычным путем — через окно. Помощь парней мне уже не требовалась, так что никто меня под окнами не ждал, а то бы не удалось так долго задержаться.

Единственный совет матери — окончательно разобраться с Натальей, но не рубить сплеча — пообещал обдумать. И сам, конечно, собирался все выяснить, но мамины слова заставили еще раз все тщательно взвесить.

— Молодая она еще, сынок. Гриша твой, если честно, подлец тот еще. Это ты, как мужчина, его оправдываешь, а вот мне по-женски кажется — дрянной он человек. Зачем девушку обманывал? Она-то ведь к нему всем сердцем прикипела, а он, как ты говоришь, работу выполнял. А ведь я его, по-моему, даже видела как-то у Елизара Андреевича… Страшный такой, весь в шрамах… Хотела я тогда свою помощь предложить, но Елизар Андреевич отказал. Правда, и я тогда неопытная была, только последний курс заканчивала.

— Ну теперь он снова красавчик, лицо я ему тоже поправил.

— Умница ты у меня, хороший бы из тебя целитель вышел. Жалко, что ты не хочешь больше этому учиться. Только не в красоте дело: она его и страшного полюбила, а он с ней так, не по-человечески… Подумай, Горкин.

Ну что ж, подумал. Тем более что и сам решил дать себе время остыть. А то наломаю дров, а выяснится, что девка всего лишь над цветом туфелек думала, а тут я со всем своим пролетарским гневом. Но два вечера в Наташкиной компании укрепили мои подозрения так, что сомнений практически не осталось. Она то смеется невпопад, то начинает говорить громче обычного, и просто видно, что сильно напряжена, хотя подходящих поводов нет.

И вот — решаюсь.

Вечер. Наталья как обычно сидит перед камином с бутылочкой вина. Кстати, это еще один показатель, раньше она так много не пила. Присаживаюсь в кресло рядом, протягиваю пустой бокал.

— Нальешь пару капель?

— А тебе разве можно?

— Иногда можно… Устал…

Наталья впервые за эти дни глядит мне прямо в лицо, отмечая мой усталый вид. У нее видок тоже не ахти — круги под глазами, припухшие веки.

Да, детка, предавать — это непросто…

— За что пьем?

— Не знаю, предложи сам.

— Ну, тогда за нас и наши планы! — Намеренно провоцирую, чтобы посмотреть на реакцию, все-таки я ей верил практически как себе.

Взгляд виляет, почти как у Гришки, но тут же с вызовом устремляется на меня.

— За нас! — А интонации почти как в том фильме про разведчика в немецком тылу: «За нашу победу!»

Чокаемся, случайно соприкасаясь пальцами. Ну как случайно… Наташка лихо опрокидывает бокал, а я только пригубляю: еще не время.

Как же люди недооценивают целителей! А ведь эта женщина сама помогала мне оттачивать часть навыков и все равно считает, что умнее меня. Или думала, что я постесняюсь применить свои умения к ней? Пара капель в бокале, легкое облачко перед носом, импульс силы через пальцы — и вот передо мной говорящая кукла, готовая ответить на любой вопрос.

И вопреки всем правилам ведения допросов, первым вырывается:

— Почему, Наташа?!

— Вы первые начали обманывать.

— Когда я тебя обманул?

— Ты — клановый, клановые всегда обманывают.

— Наташ, я не клановый, ты же про мать мою все знаешь… С чего ты взяла эту чушь?

— Девчонки в госпитале сказали — мамой твоей сам князь Морозов интересовался, только она тогда еще в коме была. И недавно запрос от них приходил.

Вот не было печали — опомнились Морозовы. Похоже, Митька там в своем лицее кому-то на глаза попался, кто решения принимает. Возможно, и решили отыграть назад, клан-то у них не сильно многочисленный. Только мне от этого ни жарко ни холодно, я Васильев только благодаря деду, а не по крови, мне клановые привилегии никак не светят.

— Мало ли зачем они матерью интересуются, с чего ты взяла, что это по мою душу?

— Кто ж не знает про Васильева-Морозова? В госпитале сказали, что ты его внук.