Первые шаги по Тропе: Злой Котел

Яйцо, утонув в пуху, лежало неподвижно, но его природная белизна, считавшаяся во многих мирах признаком чистоты и непорочности, постепенно переходила в «радикальный черный цвет», некогда получивший известность благодаря горизонтальным усам небезызвестного Кисы Воробьянинова.

– Что это с ним? – забеспокоился я.

– Переживает, – пояснил вещун. – При твоем попустительстве оно совершенно отбилось от рук. Теперь придется с ним повозиться… Вот только не знаю, куда его сейчас спрятать. Ведь в паховую сумку не положишь. Если тенетники заметят, хлопот не оберешься…

– У самого тебя какие планы?

– Поживу здесь, пока не гонят. Скоро, чувствую, тенетникам станет не до меня. Тогда поищу себе какое-нибудь безопасное и сытное место. Пора бы и отдохнуть. Мне всего пережитого здесь с лихвой хватило… А ты бы поспал перед полетом.

– В гостях у тенетников я выспался на полжизни вперед. Лучше погуляю. Хочу в последний раз пройтись по Ясменю своими ногами. Это совсем другое дело, чем летать над ним в облаках.

– Ты потом еще заглянешь сюда?

– Конечно. Я даже свою котомку оставляю здесь.

И продуваемая ветрами степь, и унылый поселок, и никогда не заходящий Светоч, да и весь Ясмень изрядно наскучили мне (от словечка «осточертели», готового сорваться с уст, воздержусь из уважения к местному населению). Ведь, по сути дела, для меня это была тюрьма, пусть и очень-очень просторная.

Но было здесь одно местечко, куда меня тянуло, как пьяницу к кабаку или, как кота на валерьянку. Там все еще витал почти неуловимый запах Феры, там оставались вещи, когда-то касавшиеся ее тела, там заунывная тоска потери становилась острой болью, в которой я, словно заправский мазохист, находил некое облегчение.

Смешно сказать, но это временное пристанище, давно покинутое Ферой, стало для меня храмом. А ведь я понимал, что абсолютно все, сказанное о ней Рябым, правда. Вот уж поистине – не по-хорошему мил, а по милу хорош.

Мне приходилось слышать истории о бедствующих моряках, которые по велению алчущей плоти поедали заведомую отраву и лакали соленую воду, убивавшую их в течение пары суток. Я, наверное, из той же несчастной породы…

Внутри все было точно так же, как я оставил в прошлый раз. На сундучок даже пылинка не осела. А как бы хотелось увидеть в беспорядке разбросанную одежду, развешанные по стенам украшения, забытое на полу зеркальце и усталую девушку, тихо прикорнувшую в уголке.

Нет, слава богу, что я пришел сюда в последний раз. Навязчивые видения со временем превращаются в химер, а пустующий храм становится склепом.

Одолев очередной приступ меланхолии, я открыл сундучок и выбрал платье, которое собирался вручить ей при встрече (надежды питают не только юношей, но и вполне зрелых идиотов). И, хотя я прекрасно понимал, что в лесах и болотах нужно что-то основательное и теплое, однако выбор свой остановил на той самой легонькой тунике, в которой Фера буквально ворвалась в мою жизнь.

Сверх того я прихватил фиолетовый алмаз, однажды уже побывавший в моих руках. Представляю, как она обрадуется ему!

Со всеми делами здесь было покончено, и мысленно я уже прокладывал маршрут во владения вредоносцев. Однако время как будто бы остановило свой бег. Впору просить Рябого, чтобы он ускорил мое отправление. Действительно, ждать да догонять – хуже некуда. Может, и в самом деле соснуть часок?

Увидев платье Феры, которое я собирался сунуть в котомку, вещун саркастически хмыкнул (или хрюкнул, по губам ведь такое не разберешь).

– Нет на тебя управы! Стоишь на своем, словно пень… Хочешь, я окажу тебе последнюю услугу? По вещам, бывшим в употреблении, иногда можно узнать судьбу их хозяев. Например, живы они сейчас или мертвы. Обманывать тебя я не собираюсь, но правда, пусть даже горькая, иногда избавляет от лишних хлопот.

– Ты говоришь так, словно заранее уверен в ее смерти, – буркнул я.

– Ни в чем я не уверен, но скоро буду знать почти наверняка.

Пришлось отдать ему платье – не станешь ведь спорить из-за такого пустяка. Он долго мял тонкую материю в своих уродливых лапках, закатывал глаза в потолок и всячески демонстрировал свою причастность к потустороннему миру, а потом выдал следующее заключение.

– Можешь радоваться. Та, которая завладела твоей душой, жива и здорова. Вокруг нее вода…

– Она на острове? – меня даже озноб пробрал.

– Я сказал, вокруг вода, а не рядом вода. По-моему, это дождь. Далековато ее занесло. В Ясмене я дождей что-то не припомню.

– И все? Больше ты ничего не видишь?

– А тебе мало? Я, между прочим, не в твой мешок заглядываю, а за дальние горизонты. Это понимать надо!

– Понимаю, – вздохнул я. – Не надо обижаться. Ты молодец.

Внезапно вещун засуетился: «Пошли, я провожу тебя!» Оказывается, снаружи мне приказали выходить, но слышать этого я, конечно, не мог.

Других провожатых оказалось немного – Рябой, без которого подобное мероприятие никак не могло обойтись, да парочка тенетников, помогавших летуну. До поры до времени удерживать на земле уже наполовину развернутый «пуховик».