Первые шаги (сборник рассказов)

Наступил вечер. Ранние зимние сумерки, быстро сгущаясь, укрыли все вокруг обжигающе холодным, черным покрывалом. Словно огни далекого города, замерцали на небе звезды. В просветах между деревьями, как в дымке, тускло белел снег. Кругом воцарились покой и тишина. Лишь изредка, как чуткие уши потревоженной лошади, вздрагивали от порывов ветра кедровые шишки.

Мы возвращались лесной тропой. Шапки и шарфы у нас заиндевели. От мороза горели щеки, слезились глаза. Впереди меня шел Бадра. Полы его дэли развевались на ветру, и он неутомимо шагал по сугробам в своих унтах. До жилья было еще довольно далеко. Я представил себе, что сейчас делают наши: поужинали и, сытые, веселые, разошлись по юртам, кто играет в шашки, кто в карты режется. Ганга, как всегда, растопил «буржуйку», присел рядом и смотрит, как огонь жадно пожирает сухие поленья. А в юрте-столовой тетушка Долгор поджидает нас и, раскуривая то и дело тоненькую самокрутку, ворчит: «И где их черти носят? Нет чтобы вовремя прийти и поесть, пока горячее».

Сегодня почти все наши вернулись в поселок после полудня — машины за жердями не приехали. Но нашу четверку Бадра задержал — надо было подготовить жерди на завтра, чтобы машины утром не простаивали. Я стал было возражать, но Дагдан-гуай, мой бывший наставник на стройке, быстро мне мозги вправил.

Вообще-то я живу в городе. В прошлом году окончил десятилетку и пошел работать в строительный трест. Сначала был учеником у Дагдан-гуая, потом меня перевели в каменщики, а скоро послали строить загоны для скота. Съехалось нас из разных мест сорок пять человек. Расчистив глубокий, по колено, снег, мы поставили свои юрты в безлюдной долине, на краю таежного массива.

…В лесу завьюжило. Мороз все крепчал, ветер сдувал с деревьев снег, на открытых местах кружила поземка. Деревья, словно очнувшись ото сна, зашумели, раскачивая ветвями. Наконец в морозной круговерти пахнуло дымком жилья. От этого запаха, словно от горячего чая с топленым молоком, по всему телу разлилось тепло. «Вот и пришли», — подумал я. Совсем рядом послышались голоса людей, и между деревьями замелькал свет от дымника юрты.

Я улегся, рядом на своей кровати лежал в одежде Бадра, наш старший, и, жадно затягиваясь, курил. У него было приятное лицо, большие ясные глаза, нос с горбинкой. Лет ему было наверняка не меньше тридцати. Говорил он мало, работа у него в руках спорилась, и за что ни брался, доводил до конца. Бывал он нередко задумчив, но вообще-то грустить не любил. В минуты веселья громко и заразительно смеялся, обнажая ровные белоснежные зубы. Бадра работал инспектором в каком-то министерстве, тем не менее добровольно приехал сюда на стройку, в необжитую тайгу. В дэли на длинном меху и унтах, он быстро шел вверх по склону горы к месту вырубки. Несмотря на стужу, сразу скидывал дэли и, не мешкая, принимался за работу. Иногда, раздевшись до пояса, докрасна растирался снегом. Бадра был очень строг. Если кто-то работал с прохладцей, он устремлял на него такой возмущенный взгляд, что тому от стыда некуда было деваться. Наверное, поэтому ребята его недолюбливали.

Неожиданно Бадра приподнялся и окликнул меня:

— Гунга, ты спишь?

— Нет… что-то не спится, — ответил я.

— Хочешь, расскажу тебе один случай?

— Расскажи.

— Тогда слушай. Это произошло в прошлом году.

Я сел в постели и приготовился слушать. Бадра встал, разобрал постель, разделся. Забравшись под одеяло и повыше положив подушку, сказал:

— Да ты ложись. Так будет удобнее.

И Бадра рассказал мне такую историю.

— Когда я был маленьким, — начал он, — у нас на окне в большом глиняном горшке росла бегония. Как бы ее ни повернули, листья ее всегда тянулись к свету. Раз в год на ней распускался нежный розовый цветок. Вот так и я рос под крылышком у родителей, как этот цветок, защищенный стеклом от непогоды, и думал, что весь мир заключен в четыре стены нашего дома. Пролетели школьные годы, я поступил в институт. Учился по вечерам, ходил в гости, гулял, танцевал. Порхал как мотылек на лугу, с одного цветка на другой. Словом, вел себя так легкомысленно, что даже не заметил, была у меня первая любовь или нет. Ты, Гунга, сейчас в таком возрасте, когда кажется, что все очень просто. Но жизнь — дело серьезное, глупостей она не прощает. Чтобы не наделать ошибок, нужно строже к себе относиться, видеть цель, не бояться трудностей и, главное, думать. Потом сам себе скажешь спасибо.

Бадра погасил в пепельнице очередной окурок, глядя прямо перед собой. Я не совсем понял смысла его последних слов. То ли он укорял меня за мою сегодняшнюю строптивость, то ли вообще считал, что лень вперед меня родилась.