Первые шаги (СИ)

Причина выяснялись скоро, у первой же развилки. Тоннель здесь разделялся на пять узких ответвлений, вырубленных во льду под разными углами и в совершенно разных направлениях.

— У кого есть идеи? — спросил я. Но когда обернулся к соклановцам, не услышав ответа, за спиной никого не было.

Чертов привратник. Мог бы и предупредить, чего нам стоит ждать. Теперь вот думай, волнуйся, все ли в порядке. Веснушки все извелись, когда спускались под лед, а сейчас, должно быть, совсем перепугались.

«Чтоб у тебя микросхемы перегорели, банка консервная! Вернусь — буду просить Совет, чтобы тебя пустили на запчасти».

Я в последний оглянулся и двинулся в первый подвернувшийся ход. Что толку раздумывать? Указателей все равно нет, а лед везде одинаковый. Авось что-нибудь да найду, благо не пришлось пробираться в темноте на ощупь. Свет с потолка пещеры прекрасно освещал полупрозрачную толщу льда.

Делая зарубки на каждом повороте, я бесцельно брел еще с пару минут, пока тоннель не вывел меня к очередной развилке. Решая, куда свернуть, я моргнул и… остолбенел. В прямом смысле этого слова. Кажется, еще ни разу за свою новую жизнь я не испытывал шока. Всякое бывало. Удивление да, было. Все различные его вариации тоже. Самую крайнюю степень я испытал, когда мои соклановцы начали лить слезы у финальной черты финального испытания Меча. Но сейчас я испытал самый настоящий шок. Попытался опереться на ледяную арку тоннеля, и вдруг понял, что вместо нее — мягкий ворс, в котором я моментально распознал настенный ковер. Да! Тот самый, до боли знакомый с узорами из цветов, невесть как оказавшийся под толщей замороженной воды в озере.

Еще секунда. Другая. И вот я стою столбом посреди своей квартирки в хрущевке. Точно она. Опостылевшие стены с пожелтевшими старыми обоями. Все никак не доходили руки переклеить на новые, уже год пылящиеся на балконе. И теперь уже не дойдут. А вон столик со скатертью у окна. И старый телевизор на книжной тумбе, с торчащими во все стороны проводами. Все знакомое, привычное. Родное.

Зомбоящик, как его называли в народе, стабильно барахлил помехами, и лечился только проверенными пинками в бочину в определенной точке. Ковер родителям подарила бабушка, чем потом успешно тиранила моего батю до конца своей жизни. Мол, целый ковер, а вам лентяям, лень помочь старикам картошку посадить! Ага, лень. Двадцать соток. А потом окучить, ухаживать, еще раз окучить. Когда вырастет — выкопать, рассортировать… Или вот, столик у окна. Я сам его сделал, гордо похваляясь перед семьей своим первым творением. Но особенно перед мамой, в случае успеха обещавшей купить мне на День Рождения давно обещанные ролики…

С кухни вдруг принесло дурманящий разум запах жареной картошечки с лучком. Активно зашкворчало растительное масло на сковороде, зашипела сочная отбивная. Нет, не сырая. Уже почти готова. Тонкие струйки дымка вырываются из-под крышки, одуряющий запах свежего мяса сводит судорогой желудок, ноги сами поворачивают в нужную сторону.

— Иван! Ты идешь есть или нет? Дождешься — все остынет!

— Иду, мам, — машинально ответил я, а потом схватился за грудь, где вдруг все сковало призрачной когтистой лапой застарелой тоски. Горло перехватило, где-то там вдруг встал горький комок подступающих рыданий.

«Мама…»