Первые шаги в жизни

— Не так много, как вы полагаете, — возразил Жорж, — там гораздо больше абиссинцев, гяуров, ваххабитов, бедуинов и коптов… Впрочем, все эти дикари мало привлекательны, и я был очень счастлив, когда сел на генуэзское судно, которое шло на Ионические острова за грузом пороха и боевыми припасами для Тепеленского паши. Знаете, англичане продают порох и боевые припасы кому угодно — и туркам и грекам; они бы и самому черту продали, будь у черта деньги. Итак, с острова Занте мы должны были направиться в Грецию, лавируя вдоль берегов. Мой род пользуется известностью в этой стране. Я внук славного Кара-Георгия,[23] который воевал с Портой, но, к несчастью, ей не напортил, а свою судьбу испортил. Его сын укрылся в доме французского консула в Смирне, он умер в Париже в 1792 году, оставив мою мать беременной седьмым ребенком, мною. Один из приятелей моего деда украл все наши драгоценности, так что мы были разорены. Мать, которая жила тем, что продавала по одному свои бриллианты, в 1799 году вышла замуж за некоего господина Юнга, моего отчима, поставщика на армию. Мать умерла, я поссорился с отчимом, между нами говоря, большим подлецом. Он еще жив, но мы с ним не видимся Этот прохвост бросил нас семерых и даже не поинтересовался, что мы пить-есть будем. Вот я с отчаянья и отправился в 1813 году простым рекрутом… Вы себе и представить не можете, с какой радостью старый паша принял внука Кара-Георгия. Здесь, во Франции, я зовусь просто Жоржем. Паша подарил мне гарем…

— У вас есть гарем? — воскликнул Оскар.

— А были вы бунчужным пашой?[24] Сколько у вас хвостов было? — спросил Мистигри.

— Неужели вы не знаете, — ответил Жорж, — что пашой может сделать только султан? Мой же друг Али, — а мы с ним были такими друзьями, что водой не разольешь, — восстал против падишаха! Не знаю, известно ли вам, что по-настоящему повелитель правоверных называется падишахом, а не султаном. Не воображайте, что гарем это что-то особенное: это вроде стада коз. Тамошние женщины очень глупы, гризетки из «Хижины»[25] на Монпарнасе мне во сто раз милей.

— Они поближе, — заметил граф де Серизи.

— Одалиски не знают ни слова по-французски, а чтобы поладить, нужно знать язык. Али подарил мне пять законных жен и десять наложниц. В Янине это сущие пустяки. Видите ли, на Востоке любить своих жен считается очень дурным тоном У них жены самое обычное дело, все равно что у нас сочинения Вольтера или Руссо; ну, кто из нас заглядывает в Вольтера или Руссо? Никто. А вот ревновать считается там хорошим тоном. По их закону, жену при малейшем подозрении зашивают в мешок и бросают в море.

— И вы их тоже бросали? — спросил фермер.

— Я? Ну, что вы, я же француз! Я предпочитал любить их.

Тут Жорж лихо закрутил усы и устремил вдаль мечтательный взгляд. Тем временем въехали в деревню Сен-Дени, и Пьеротен остановился у ворот харчевни, знаменитой своими слоеными пирожками; здесь седоки обычно делают привал. Граф, заинтригованный правдоподобными деталями, которые Жорж пересыпал шутками, тут же влез обратно в карету, достал из-под сиденья портфель — так как со слов Пьеротена знал, что загадочный пассажир положил его туда, — и прочитал на нем позолоченную надпись: «Александр Кроттá, нотариус». Граф позволил себе открыть портфель, ибо с полным основанием предполагал, что дядюшка Леже также полюбопытствует заглянуть туда. Он вынул купчую на ферму Мулино, сложил ее, убрал в боковой карман сюртука и вернулся к прочим пассажирам.

— Значит, Жорж всего-навсего младший клерк нотариуса Кроттá, которого он послал вместо своего старшего клерка. Остается только поздравить его патрона с таким помощникам, — пробормотал граф.

По почтительному виду дядюшки Леже и Оскара Жорж понял, что нашел в них восторженных слушателей; он, разумеется, решил поразить их своим великолепием, угостив пирожками и стаканчиком аликантского вина, а заодно и Мистигри с его патроном, причем воспользовался случаем, чтобы узнать, кто они такие.

— Я, сударь, не принадлежу к столь знатному роду, как вы, и не возвращаюсь из армии, — сказал художник.

Граф, поторопившийся вернуться в харчевню, чтобы не возбудить подозрений, подоспел как раз к концу его ответа.

— …я всего-навсего бедный художник и недавно вернулся из Рима, куда ездил на казенный кошт, так как пять лет назад получил первую премию.[26] Моя фамилия Шиннер.

— Послушайте, почтеннейший, можно предложить вам стаканчик аликантского и пирожок? — обратился Жорж к графу.

— Благодарю вас, — ответил граф, — я никогда не выхожу из дому, не выпив чашки кофея со сливками.

— А между завтраком и обедом вы ничего не перехватываете? Какие у вас старозаветные мещанские привычки, — сказал Жорж. — Когда он врал насчет своих орденов, я не думал, что он такой мямля, — шепнул он художнику, — но мы опять заведем с этим свечным торговцем разговор об орденах.

— Ну, а вы, молодой человек, — обратился он к Оскару, — опрокиньте уж и тот стаканчик, что я налил нашему лавочнику. Усы лучше расти будут.