Первые шаги в жизни

Этот четвертый клерк, Фредерик Маре, готовился к судейскому поприщу и был на третьем курсе Юридической школы. По сведениям, полученным конторой Дероша, двадцатитрехлетний красавец юноша был сыном некоей г-жи Маре, вдовы богатого лесоторговца, и после смерти дяди-холостяка располагал двенадцатью тысячами годового дохода. Будущий прокурор, движимый весьма похвальным желанием знать свою профессию до мельчайших деталей, поступил к Дерошу, чтобы изучить судопроизводство и через два года занять место первого клерка. Он надеялся пройти адвокатский стаж в Париже, чтобы подготовиться к предстоящей должности, в которой едва ли откажут богатому молодому человеку. Стать в тридцать лет прокурором в каком-либо суде — было пределом его честолюбивых мечтаний. Фредерик был двоюродным братом Жоржа Маре, но так как мистификатор, некогда сидевший рядом с Оскаром в «кукушке», сообщил тогда свою фамилию только г-ну Моро, а молодой Юссон знал лишь его имя, — появление Фредерика в конторе не пробудило у Оскара решительно никаких воспоминаний.

— Господа, — сказал за завтраком Годешаль, обращаясь ко всем клеркам, — у нас в конторе будет новый ученик; и так как он несметно богат, то, надеюсь, мы заставим его по случаю поступления к нам раскошелиться на знатную пирушку…

— Отлично, давайте книгу записей, — провозгласил Оскар, глядя на младшего клерка, — и поговорим серьезно!

Младший клерк, словно белка, вскарабкался по полкам с делами; когда он снял с верхней полки одну из регистрационных книг, его так и осыпало хлопьями пыли.

— Ну, и запылилась! — сказал младший клерк, показывая книгу.

Поясним сначала, в силу какого обычая в большинстве нотариальных контор велась такая книга. «Что может быть лучше завтрака клерков, обеда откупщиков и ужина вельмож» — эта старинная поговорка, сложившаяся еще в восемнадцатом столетии, сохранила значение в судейском сословии и до сих пор; это хорошо известно всем, кто, изучая судопроизводство, прокорпел два-три года у стряпчего или в конторе нотариуса. Клерки, которым приходится так много работать, тем более любят повеселиться, что это им удается крайне редко; но особенное наслаждение доставляет клеркам всякая мистификация. Этим же можно до известной степени объяснить и поведение Жоржа Маре в карете Пьеротена. Даже самый угрюмый клерк всегда ощущает потребность позубоскалить или устроить какую-нибудь веселую проделку. И ловкость, с какою в среде клерков инстинктивно подхватывают и развивают любую мистификацию или шутку, просто удивительна; нечто подобное можно найти только у художников. В этом отношении мастерская и контора превосходят среду актеров. Покупая контору без клиентов, Дерош как бы основывал новую династию. И это внесло перерыв в выполнение того ритуала, которым обычно сопровождается прием нового клерка. Сняв помещение, где еще никто никогда не строчил на гербовой бумаге, Дерош поставил там новые столы и разложил новешенькие белые папки с синими корешками. В его конторе собрались служащие, взятые из других контор, ничем между собой не связанные и, так сказать, удивленные тем, что оказались вместе. Но Годешаль, получивший свое первое боевое крещение у мэтра Дервиля, был не из тех, кто позволил бы себе нарушить славную традицию. Этой традицией является завтрак, которым новичок обязан угостить старших товарищей И вот, при поступлении Оскара в контору, через полгода после того, как Дерош в ней обосновался, в один зимний вечер, когда работу закончили пораньше и служащие грелись у огня перед выходом на улицу, Годешаль предложил смастерить некую книгу записей, куда заносились бы пиршества судейской братии, — книгу якобы древнейшего происхождения, случайно спасенную во время революции и якобы полученную Дерошем от Бордена, прокурора Шатле,[55] одного из предшественников стряпчего Сованье, у которого Дерош купил контору. Начали с того, что разыскали в антикварной лавке какую-то книгу для записей, с водяными знаками восемнадцатого века, в красивом и внушительном пергаментном переплете, на котором был написан приговор Большого Совета. Купив эту книгу, клерки вываляли ее в пыли, клали в камин, в трубу, даже продержали некоторое время в месте, именуемом клерками «кабинетом задолженности», и в конце концов она столь заплесневела, что вызвала бы восторг любителей старины; пергамент ее так потрескался, что уже нельзя было усомниться в ее древности, а углы оказались настолько обгрызенными, что ею явно лакомились крысы. С таким же мастерством зажелтили и обрез, — и теперь все было готово. Вот несколько отрывков, по которым даже самые недогадливые поймут, для каких целей предназначали служащие конторы Дероша эту книгу; начальные шестьдесят страниц были заполнены поддельными протоколами, а на первой странице можно было прочесть следующее: