Первые шаги жизненного пути

Мы учили наизусть смешные "Nursery Rhymes". Я помню прелестного "Humpty Dumpty sat on a wall" и другие стишки, имевшие смысл только по-английски. Милые, лукавые и такие уютные учебные книжечки, которые мы читали за уроками, тоже были очень содержательными и интересными. Помню два цикла таких книжек, расположенных по номерам, по степени возрастающей трудности - в коричневом и зеленом переплетах.

По-английски говорили мы и во время наших уроков рисования с Лили. Уже лет моих с шести мы начали с ней заниматься рисованием и чрезвычайно полюбили эти занятия. Уроки происходили раза два в неделю. Как я понимаю теперь, они проходили без всякой обдуманной программы. Просто Лили было весело рисовать с нами и нам также. Мы рисовали вместе с Поленькой, втроем. Рисовали самое разное - гипсовую голову Августа, зеленый стеклянный бокал, игрушки, цветы и т.п. Иногда Лили вдруг заставляла нас вырезать из цветной бумаги и наклеивать на листы целые композиции.

Помню, с каким увлечением изображали мы таким путем слона с паланкином на спине, переходящего вброд тропическую реку. Мы с Сережей оба были способны к рисованию и рисовали неплохо карандашом и акварелью, Поленька же рисовала гораздо хуже, и, чтобы ей не было обидно, Лили часто подправляла ее рисунки. Уроки происходили в нашей детской. Как я их помню! Как помню черные снаружи и белые внутри эмалированные коробочки с чудесной акварелью такого высокого качества, о котором теперь не могут мечтать даже лучшие акварелисты. Каждый цвет, казалось, имел свой характер, свое лицо, с каждым существовали свои сложившиеся отношения.

После английского урока у нас оставалось еще часа два до ужина. Это было лучшим нашим временем - отдыха и игры. Чаще всего мы играли в мишек. Игры в куклы у нас не было, и хотя нам изредка дарили кукол, но мы их мало любили. В куклы я играла только с Поленькой, у нее. Зато мы без конца играли в мягких зверей, и здесь у нас была придумана интереснейшая игра, бывшая достоянием только нас двоих. Других детей мы в нее не пускали. Резиденцией наших мишек служил низкий, темно-коричневый шкафчик, стоявший у окна в детской. В нем было два этажа, служивших для зверей комнатами: наверху столовая и одновременно гостиная, а внизу - спальня. В верхнюю комнату было проведено электричество. Его провел нам Танин муж Кот, молодой инженер, который любил возиться с нами и которого мы очень любили, так как он катал нас на велосипеде, таскал на плечах и т. д.

В верхнем этаже стоял обеденный стол, вокруг которого сидели звери; лежал вышитый коврик, стоял зеркальный шкаф, часы, на стенах висели картинки. Внизу располагались кровать и диван, на которых мишки вповалку укладывались спать, если нам только приходила охота их уложить. Это было довольно пестрое общество!

Компания состояла из одних мальчиков-братьев, ведших самостоятельное существование. Старшим над ними был Большой Мишка. Мы определили для него предельный детский возраст - 12 лет, старше, нам казалось, сделать его невозможно - дальше начиналась уже беспредель-ность взрослого возраста. Этот мишка так же, как и двое из его младших братьев, тоже мишек - Степка и Маленький Мишка, был сшит из вырезного матерчатого листа, на который были нанесены раскрашенные в коричневый цвет рисунки частей медвежьего тела. Мы с увлечением шили их вместе с мамой. Самодельными были также две обезьянки - Аким и Мартын. Эти двое сшиты были по выкройке, приложенной к одному из номеров детского журнала "Маяк", который мы получали. Сшили мы их из старых папиных брюк темно-серого цвета. На головах у них были голубые бархатные шапочки. Вместо глаз мы воткнули им булавки с черными фарфоровыми головками. Остальные братья были покупные игрушки. Белый Кот - сначала в черных лакированных сапогах, потом уже без сапог. Две обезьяны - прекрасные шимпанзе в шерсти и с выразительными желтыми глазами - Федор Тимофеевич (подарок дяди Шуры, полученный мною на одной из ёлок у них в доме) и Макар Иванович, в эти годы уже сильно потрепанный, с обновленной шапочкой на голове (синей вместо первоначальной красной).

Я помню мамин рассказ о том, как был куплен Макар Иванович. Это было в начале нашего детства, когда Сережа был еще совсем маленьким. Возле нашего переулка на Арбате до самой революции существовал писчебумажный и игрушечный магазин "Надежда", бывший нашим придворным магазином. Его содержали две пожилые девушки-сестры. Однажды Сережа увидел на витрине в "Надежде" обезьянку и влюбился в нее. Его нельзя было оторвать от окна, он плакал и умолял купить ее. Дома он продолжал тосковать по обезьянке. Вскоре после того наступил какой-то праздник - Рождество или его рождение. Мама купила обезьянку и спрятала ее до этого дня, когда она была торжественно подарена Сереже. Это и был знаменитый Макар Иванович, кончивший свою жизнь в роли проказницы Нади, любимой игрушки моей маленькой Машурочки. Надя пропала вместе с Другими вещами на нашей даче во время наступления немцев на Москву.