Первые шаги жизненного пути

Пребывание в Рудице портило нам крайне нервное состояние, в которое почему-то впал Сережа. У него начались какие-то дикие страхи, он боялся туч, облаков, коров. Почти совсем отказывался ходить гулять. Эти страхи продолжались и в Москве. После того, как он один раз увидел, что на улице ломовой извозчик бьет лошадь, он наотрез отказался выходить за ворота и долгое время если и выходил, то шел по улице не иначе, как с закрытыми глазами. Его состояние было особенно мучительно для мамы.

Я же в то лето много гуляла. Вокруг дома было очень красиво. Запущенный старый сад, бездействующие оранжереи, в которых некогда вызревали персики, а особенно великолепный, несколько мрачный северный лес - все это очень мне нравилось. В лес мы ходили за черникой и за более крупной, похожей на чернику ягодой - голубикой. Помню, что один раз мама меня отпустила за черникой одну с горничной Лили Настей и еще какими-то женщинами. Когда мы уходили, мама сказала мне, чтобы я не ела в лесу много ягод. Я спросила: "Сколько же можно мне съесть?" Мама ответила: "Ну, штук двадцать". Собирая ягоды, я клала некоторые, самые крупные, в рот, педантически считая их, и когда счет дошел до двадцати, перестала есть. Когда мы вернулись домой, я похвасталась маме своим точным послушанием, думая получить одобрение, а она подняла меня на смех и сказала, что незачем было столь пунктуально исполнять ее необдуманный приказ.

По вечерам мы часто сидели в чудесной библиотеке на мягких креслах и разглядывали старые книги, гравюры и геммы. Лили в это время была с нами и показывала нам все эти чудеса. Днем она часто бывала занята разными делами, подготовляя продажу Рудицы. Все ценные веши должны были быть отправлены в Москву. Она поделила их на две части: меньшую, посланную багажом, и большую - малой скоростью. Потом, уже зимой, мы узнали, что все, посланное малой скоростью - мебель, картины, книги, слепки с гемм, не дошло до Москвы, а пропало в дороге. Ведь это было военное время. А саму Рудицу с ее мачтовым лесом Лили продала тогда за миллион, этих денег она, конечно, не успела получить. Дом же дотла сгорел в дни Октябрьской революции.

Февральская революция

После лета в Рудице зимой была Февральская революция.

Все события этой напряженной зимы самым близким образом вторгались в нашу детскую жизнь. Папа с такой страстной надеждой и волнением переживал происходящее, что заражал своими чувствами всех окружающих его людей. А с нами он постоянно говорил обо всем и объяснял смысл политических событий.

Но были у нас, конечно, и свои детские взгляды на все. Так, я совершенно по-своему воспринимала ниспровержение Николая II. Мне давно очень нравился наследник Алексей. Я всегда жадно слушала рассказы о нем, о его красоте, об его болезни, о приставленном к нему дядьке-казаке, о том, как Распутин инсценировал спасение его жизни. Все это меня чрезвычайно занимало.

Когда Николай II отрекся от престола в пользу сына, я была в восторге и совершенно влюбилась в наследника. Помню, что на новом календаре на 1917 год была цветная обложка с его портретом. Я сохранила эту картинку и носилась с ней, то и дело любуясь на портрет. С величайшим интересом я следила за всеми событиями, связанными с ниспровержением Николая II, но особенно интересуясь тем, что касалось его детей, например рассказом о том, что во время этих событий они были больны корью и т. п.

Хорошо помню, что в это время самое ощущение жизни стало иным, что весь воздух был пропитан ожиданием нового, стал особым, праздничным. Для нас было праздником то, что новое значение приобрел красный цвет; идя гулять, мы с восторгом повязывали себе на рукава красные тряпки.

В то время в Москве выходило много газет разных политических направлений. Папа покупал по десятку газет в день, беспрестанно бегая за ними на улицу. Весь его обычный режим нарушился, он то и дело сбегал со своего верха вниз к нам, так как не был в состоянии усидеть там один. В большом возбуждении пребывали и все его друзья. Каждый день кто-нибудь приходил, споры звучали еще громче прежнего.

Вплотную, т.е. зрительно, я столкнулась тогда с революционными событиями дважды. Один раз, когда мы с папой вдвоем шли по одному из Арбатских переулков, мы увидели следующую сцену. Группа казаков грубо втаскивала на грузовик арестованного царского генерала. Кругом собирался народ. Мы тоже невольно замедлили шаг. В другой раз мы с Сережей долго стояли на набережной Москвы-реки около храма Спасителя и смотрели, как стаскивают с пьедестала памятник Александру III. Огромный бронзовый истукан туго поддавался усилиям десятка мужчин, старавшихся скинуть его вниз.

Судак