Первые (СИ)

— Мне не о чем с тобой разговаривать, — выговариваю на удивление уверенно и четко. Пока Маршал не успел ничего сказать, круто разворачиваюсь на носочках, иду вперед, выбрасываю букет в мусорное ведро у одной из дверей в аудиторию и сворачиваю к лестничному пролету. Пара медленных шагов, чтобы скрыться от посторонних глаз, и вот я уже бегу по ступенькам вниз. Вроде букета в руках нет, а тяжесть в теле такая, будто я с десяток подобных тащу на себе.

Влетаю в уборную и сразу подставляю полыхающее лицо под струю холодной воды. Зажмуриваю глаза, позволяя прохладе расползаться от лица дальше по организму. Стою так, пока зубы не начинают стучать друг о друга. Выключаю воду. Пялюсь на свое отражение, отрицая происходящее. Нет. Я не буду его слушать. И букеты принимать! К черту все! Все в прошлом!

Привожу себя в порядок и, настроившись, выхожу из уборной, но меня тут же припечатывают к стенке. Кристина толкает меня обратно и преграждает путь. Чудесно…

— Что тебе нужно?

— Не подходи к нему поняла?! — лицо Крис искажается. Становится похожим на уродливую маску какого-то античного бога.

— Я и не подхожу, — оскаливаюсь в ответ, но та не унимается. Ступает вперед, прищуривается и давит удушающей энергетикой. Впечатление такое, будто ее пропитали ядовитыми парами, которые заражают все вокруг.

— Антон ни за кем не бегает просто так, но тебе ли это не знать, да? Скажи, Кирьянова, приятно было окунуться в дерьмо? — злорадно улыбается, наклоняясь к моему уху. Приторный аромат парфюма забивает ноздри и через мое сопротивление проникает-таки в легкие. — Самое ужасное для тебя, знаешь что?

— Что?

— Я снимала видео. Я помогала ему. И ко мне он потом пришел. Спросишь, почему?

— Почему же?

— Наигрался, Кирьянова. Ты — всего лишь игрушка, забава, пустое место. И всегда им будешь. Бедная. Маленькая. Брошенная всеми девочка.

14

Маршал

— У нас более-менее дружный состав, — Аристарх заканчивает поход по залу, где он бог и судья в одном флаконе, останавливается около ринга, упирается локтями в канаты и улыбается, — Ванька тебя охарактеризовал, как упертого парня, — усмехаюсь, — но агрессивного. — Пожимаю плечами, стараясь не принимать близко к сердцу слова Лабука. В последнее время справляться с собой все сложнее. Меня потрошит изнутри. Ощущение, будто кто-то включает мясорубку и кидает в нее внутренние органы. Херачит их в фарш, восстанавливает структуру и форму, а после принимается заново подготавливать мягкие ткани к механической обработке.

Ломка нешуточная, и привычные действия уже не помогают. Никотин травит. От одного запаха алкоголя появляется рвотный рефлекс. Дома практически не нахожусь. Только ночую. Тихо прихожу и ухожу точно так же. Слова матери не дают покоя. Впиваются острыми лезвиями в сердечную мышцу и выпускают из организма всю кровь. Превращают, сука, в мумию. Не единого признака жизни. Лишь желание поговорить с Лизой усиливается. Каждый ее отказ мотивирует биться яростнее в закрытую дверь. Да, я готов голову раздолбить, чтобы получить от нее хоть какую-то эмоцию, но не чертов игнор!

Когда вижу рядом с ней того пацана, с меня, словно кожу снимают. Это ведь МОЯ Лиза! МОЯ! Не его, а МОЯ! Но она с улыбкой садится в задрыпаную тачку, дает ему себя целовать и трогать, а я стою с лепестками пионов в зубах и ничего не могу сделать, потому что отпугну ее от себя еще больше. Все варианты подкатов к Кирьяновой разбиваются в пух и прах о острые грани действительности. Я налажал… Я дико налажал… По-крупному. И не знаю, что сделать, чтобы она меня хотя бы выслушала. Мой хитро сделанный мозг не находит ни одного верного решения. Не получится с Лизой, как с другими. Я ее доверие просрал. Вырвал с корнем. Сейчас она делает то же самое с моим самолюбием. Методично втаптывает его в грязь. Публично… Как у нас принято…

И я сжимаю зубы, когда очередной букет летит в мусорное ведро. Плевать. Не в нем дело.

— Так не пойдет, Антон, — прерывает мои хаотичные удары по груше Аристарх Валентинович, — остановись, говорю, — буквально оттягивает меня от «соперника» и тяжело вздыхает. — Восстанавливай дыхание и слушай, — обходит грушу, потирает подбородок.

Седой уже мужик. Но энергетически заряженный. Мои беснующиеся черти от чего-то прислушиваются к его командам.

— Что не так делаю? — сиплю, облизывая сухие губы. Пот по телу градом. Выжимаю из себя максимум, чтобы свести к нулю вероятность срыва.

Молчит. Хмурится. Долго. Оценивает меня. Бесит конкретно. Зубы свожу вместе. Жду.

— Чтобы получить эффект от тренировок, необходимо определить причину твоей злости. Ты ее знаешь?

Шумно выдыхаю. Усмехаюсь. Похоже я попал на прием к психологу.

— Допустим.

— Хорошо, — Аристарх потирает подбородок, — я не лезу в душу своим парням. Если хотят поделиться, то я не против. Не заставляю.

Переминаюсь с ноги на ногу, пока тренер обходит грушу в очередной раз, постукивая по ней ладонью.

— И?

— Это, — очередной хлопок по несчастной, — твой антидепрессант, Антон, но ты должен контролировать себя, даже с неодушевленным предметом. Бей!