В этих фразах ясно видны комплексы Булгарина. Предчувствуя, что его роман, выйдя отдельным изданием, попадет под огонь критики – и эти предчувствия небезосновательны, если вспомнить, какой суровый прием ему был оказан при журнальной публикации, – Булгарин пытается укрепить свои позиции. Поэтому в своем предисловии он льстит вышестоящим и топчет нижестоящих. Он угодничает перед Закревским и бичует своих противников. Такова была обычная манера поведения Булгарина в литературной среде.
Вступления становятся авансценой литературной полемики. В случае Булгарина предисловие к «Выжигину» невольно выдает гипертрофированное честолюбие в сочетании с неуверенностью в своей личной, профессиональной и культурной состоятельности. Нарежный, будучи украинцем, чувствовал себя неуверенно в доминирующей русской культуре; то же справедливо и в отношении поляка Фаддея Булгарина. Известный осведомитель Третьего отделения (тайной полиции), созданного Николаем I, Булгарин в России испытывал комплекс неполноценности из-за своего этнического происхождения и общественного положения. Он искал надежного покровительства[15]
.В своем вступлении Булгарин нелестно отозвался о своих критиках и литературных оппонентах, но к читателям он был добрее. Однако этого нельзя сказать о М. Ю. Лермонтове, который начал публиковать главы «Героя нашего времени» в журнале через несколько лет после выхода в свет «Ивана Выжигина». Когда этот роман, который считается первым психологическим реалистическим романом в русской литературе, вышел первым отдельным изданием в 1841 году, у него не было предисловия. Тираж был быстро распродан, а в 1842 году вышло второе издание. На этот раз оно содержало авторское предисловие, написанное в ответ на отзывы критиков о первом издании.
Аутентичное авторское предисловие Лермонтова имело сходство с предисловием Булгарина в том, что оно было опубликовано не в первом издании основного текста. Однако в нем досталось и критикам, и читателям. При этом, в отличие от Булгарина, в предисловии Лермонтова полностью отсутствуют заискивающие нотки. Нет сомнения, это предисловие написано отнюдь не для того, чтобы завоевывать друзей или влиять на людей. Желчное перо Лермонтова не щадит никого. Первый выпад делается в сторону читателей:
Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критику Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок, и потому они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения [Лермонтов 1957: 202].
Язвительный тон типичен для Лермонтова. Он игнорирует основные, по общему мнению, задачи предисловий – объяснение жанра сочинения, самооправдание, самозащиту, – как ничтожные заботы малозначительных критиков и трусливых писателей. Они не интересуют читателей, которые, как он полагает, пробегают мимо вступлений, обращая на них так же мало внимания, как на скучный мусор, вынесенный волнами на берег чистого повествования. Впрочем, презрение Лермонтова не минует и его аудитории. Он бичует их неотесанность:
(Наша читающая публика. –
Несмотря на снисходительное отношение к рядовой читающей публике, которая в то время была немногочисленной, но росла, Лермонтов тем не менее своему воображаемому