Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Если в 1840-х годах Достоевский избегал вступлений, то теперь он обратился к этому приему. Это не значит, что он увидел в них волшебное средство для завоевания симпатий целевой аудитории. Такое предположение было бы сильным преувеличением как ограниченных функций, так и эстетического потенциала этого художественного средства. Более вероятно, что Достоевский стал писать предисловия в силу понимания о себе как о художнике, пришедшего за годы размышлений как над своими неудачами, так и над своими возможностями. Он предавался этим интроспекциям как наедине с собой, лежа на нарах в каторжном бараке, так и в переписке со своим братом Михаилом. Его писательским достижением явился тот угол зрения, который он смог представить в своих рассказах и романах; в том, что повествование в них велось от лица персонажей, а не какого-то (якобы) всеведущего автора. Говоря голосами своих протагонистов – записанными иногда напрямую, в виде писем Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой в «Бедных людях», а иногда опосредованно, как в «Двойнике», где происходящее воспринимается глазами Якова Голядкина, – Достоевский швыряет нас в водоворот их тщетных надежд и разбитых мечтаний. Одно из его выдающихся художественных достоинств заключалось в создании нарративных форм, которые изображают внутреннее сознание не благодаря всеведению, а средствами иногда скудных интеллектуальных способностей его персонажей, их явной субъективности, эмоциональной нестабильности, внутренней борьбы и страстного стремления познать себя и мир.

Достоевский подчеркивает это достоинство, используя его в своих предисловиях. В первых же фразах он формализует процесс повествования «изнутри», демонстрируя читателям с самого начала, что они имеют дело с Другим, который и ведет повествование. В двух из трех первых романов, опубликованных Достоевским после ссылки – «Селе Степанчикове и его обитателях» (1859) и «Записках из Мертвого дома» (1860–1862), – он эффективно использует предисловия¹. Эти два вступления сразу уведомляют читателя о том, что с ним говорит не альтер эго Достоевского, а некто иной. Кроме того, этот голос возникает из фикционального дискурса, а не из источника, окопавшегося на абстрактной «ничейной земле» между личностью автора и протагонистом. Поскольку Достоевский в большой мере избегает обычно принятого у авторов всеведения, повествователь/рассказчик его вступлений не обладает тайным знанием, необходимым для того, чтобы составить более или менее полное и всеобъемлющее представление о действии романа. Его рассказчикам присуща ненадежность. В «Селе Степанчикове» и «Записках из Мертвого дома» Достоевский экспериментирует с двумя из них.

I. «Село Степанчиково и его обитатели»

В «Селе Степанчикове» рассказчиком является действующее лицо основного повествования, хотя и второстепенное. Его «Вступление» составляет всю первую главу романа. С точки зрения времени действия на нем поставлена та же временная метка, как и на «Заключении» романа, которое, как и вступление, занимает целую главу (Часть вторая, глава VI). Между этими двумя рамочными точками происходит формирование характеров персонажей и развитие сюжета романа. Все действие романа (остальные шестнадцать глав) происходит за два дня. В тече– [28] ние этого срока сюжет разворачивается, достигает кульминации, за которой следует комическая развязка, в ходе которой восстанавливается (смешной) статус-кво. Иными словами, как предисловие, так и заключение совершенно условны. Возможность вкладывать в рамочные нарративы скрытое содержание не реализована ни в коей мере[29]. Впрочем, поскольку большинство персонажей романа являются мишенью насмешек Достоевского, нет смысла раскрывать какое-то скрытое содержание, кроме того, что уже было подвергнуто осмеянию в основном повествовании.