— Каких чрезвычайных обстоятельств?
— Любых, кардинал. Через пару минут вам поступит сообщение с набором цифр. И пожалуйста, не выключайте сотовый. Кроме того, — продолжал Мандино, — вы должны полностью отдавать себе отчет в том, что, если те двое на вилле поняли…
— Двое? Какие двое?
— Один, мы полагаем, муж покойной женщины, кто второй — неизвестно. Как я уже говорил, если выяснится, что эти двое обнаружили то, что ищем мы, у меня не будет другого выхода, кроме как применить санкции.
Глава одиннадцатая
— Думаю, стихи написаны на прованском, Марк, — сказал Бронсон, поднимая голову от ноутбука.
Он вошел в Интернет, пытаясь расшифровать вторую надпись, но не вводя фразы из нее полностью. Бронсон обнаружил, что отдельные слова из надписи встречаются в самых разных языках. «Roire», к примеру, есть в румынском языке. Однако единственным языком, в котором присутствовали все слова, извлеченные Бронсоном из надписи, был прованский — язык романской группы, на котором в раннем Средневековье говорили в провинции Лангедок на юге Франции. Покопавшись в онлайновых словарях, он смог перевести несколько слов, хотя многих из тех, что употреблялись в надписи, не обнаружил ни в одном из немногочисленных прованских словарей, представленных в Интернете.
— И что это значит? — спросил Марк.
— Не знаю, — пробормотал Бронсон. — Мне ведь удалось перевести всего несколько разрозненных слов. Например, слово «roire» в шестой строке означает «дуб», и в той же строке есть упоминание о вязе.
— А тебе не кажется, что мы имеем дело с какой-нибудь средневековой поэмой на темы сельского хозяйства или лесоводства?
Бронсон рассмеялся.
— Надеюсь, что нет. Есть и еще одна странность. Слова «calix» из предпоследней строки я не нашел ни в одном прованском словаре. Оно кажется скорее латинским, чем прованским. В таком случае оно должно переводиться как «потир», но я не могу понять, как латинское слово затесалось в текст, написанный по-провански. Видимо, придется послать копию текста Джереми Голдмену в Лондон. И тогда, возможно, мы наконец поймем, о чем, черт возьми, в нем говорится.
Он уже сделал несколько фотографий надписи, которые перенес на жесткий диск ноутбука, а текст впечатал в файл.
— А сейчас, — сказал он, — нам следует решить, что делать с камнем.
— Думаешь, грабители вернутся?
Бронсон кивнул.
— Уверен. Одного из них я тяжело ранил прошлой ночью, и, возможно, они не вернулись до сих пор только потому, что у нас теперь есть оружие. Подозреваю, что они вернутся, и очень скоро. И искать они будут наверняка второй камень.
— Что ты предлагаешь? Снова его скрыть?
— Не думаю. Как только они войдут в комнату, то сразу заметят свежую штукатурку. Мне кажется, мы должны сделать нечто большее, чем просто спрятать камень. Предлагаю взять молоток и зубило и сбить с камня надпись. Тогда им нечего будет искать здесь.
— Ты на самом деле считаешь, что это необходимо?
— Честно говоря, не знаю. Но без надписи все их поиски потеряют смысл.
— А ты не думаешь, что в таком случае они начнут погоню за нами? Не забывай, мы оба видели камни и надписи на них.
— К тому времени мы уедем из Италии. Похороны Джеки назначены на завтра. Мы должны улететь сразу же после того, как они закончатся. Завтра к вечеру будем в Англии. Надеюсь, что тот, кто за всем этим стоит, не станет нас там преследовать.
— Хорошо, — согласился Марк. — Если ты считаешь, что таким способом мы положим конец всем нашим здешним проблемам, я согласен.
Через двадцать минут Бронсон полностью очистил поверхность камня, уничтожив все следы надписи.
Грегорио Мандино приехал в Понтичелли в половине десятого утра и по предварительной договоренности встретился с Роганом в кафе на окраине городка. Мандино, как обычно, прибыл в сопровождении двух телохранителей, один из которых и привез его в большом седане «лянчия» из центра Рима, и своего научного консультанта Пьеро.
— Во всех подробностях расскажи нам, что ты видел, — обратился Мандино к Рогану, и они с Пьеро внимательно выслушали рассказ Рогана о том, свидетелем чего он стал, глядя в окно столовой виллы «Роза».
— Там точно не было никакой карты? — спросил Мандино, когда они дослушали Рогана до конца.
Роган отрицательно покачал головой.
— Нет. Там было что-то вроде десяти стихотворных строчек. Ну, и название.
— Почему именно стихотворных? Что заставляет вас с такой уверенностью утверждать, что это не был обычный прозаический текст? — спросил Пьеро.
Роган повернулся к ученому.
— Строчки были разной длины, но выстроены симметрично по отношению к центру камня, как стихотворение в книге.
— Вы также сказали, что цвет камня отличался. Насколько сильно он отличался?
Роган пожал плечами.
— Да не очень сильно. Просто немного более светлый оттенок коричневого цвета по сравнению с камнем в гостиной.