Первый человек в Риме

— Метелл Нумидийский, — произнесла Юлия, педантично относящаяся к фактам, — получил право на триумф, Юлилла. Он уничтожил достаточно много нумидийцев и добыл достаточно много трофеев. И если он захотел назвать себя «Нумидийским» и Сенат дозволил ему это, то так тому и быть. Кроме того, Гай Марий всегда говорит, что простого латинского имени его отца ему вполне достаточно. Есть только один Гай Марий, а Цецилиев Метеллов десятки. Подожди, и увидишь: мой муж будет Первым Человеком в Риме, и только благодаря своим исключительным способностям.

Юлия, произносящая панегирик Гаю Марию, — отвратительно! Чувства Юлиллы к зятю представляли собой смесь естественной благодарности за его щедрость и презрения, приобретенного ею от ее новых друзей. Все они относились к нему свысока, считали выскочкой и, как следствие, презирали его жену.

Юлилла снова налила себе вина и сменила тему.

— Вино неплохое, сестричка. Должна сказать, у Мария достаточно денег, чтобы баловать себя. — Она снова осушила бокал, но уже не так жадно, как первый. — Ты влюблена в Мария? — спросила она, вдруг поняв, что и в самом деле до сих пор не знает этого.

Ого, румянец! Недовольная тем, что выдала себя, Юлия, как бы обороняясь, ответила:

— Конечно, я люблю его! И очень без него скучаю. Ведь в этом нет ничего дурного — даже для тех, кто вращается в твоих кругах. Разве ты не любишь Луция Корнелия?

— Да! — ответила Юлилла, теперь защищаясь сама. — Но я не скучаю по нему, когда его нет, уверяю тебя! Уж во всяком случае, раз он уехал на два-три года, значит, я не забеременею сразу же после рождения очередного ребенка. — Она засопела. — Ходить повсюду, превознося его таланты, — не в этом заключается мое понятие о счастье. Мне нравится плыть по воздуху, словно перышко… Я ненавижу чувствовать тяжесть! Все то время, что я замужем, я или беременна, или прихожу в себя после родов!

Юлия сдержалась.

— Это твоя работа — быть беременной, — холодно произнесла она.

— Почему женщины сами не могут выбрать себе занятие? — воскликнула Юлилла, готовая вот-вот заплакать.

— О, не будь смешной! — резко оборвала ее Юлия.

— Ужасно жить жизнью другого человека, — возмутилась Юлилла, почувствовав наконец, что вино подействовало. Она повеселела, сделала над собой усилие и улыбнулась. — Давай не будем ссориться, Юлия! Мне достаточно и того, что мама не может относиться ко мне нормально.

И это правда, призналась себе Юлия. Марсия до сих пор не простила Юлилле ее поведения по отношению к Сулле. Хотя почему — так и осталось тайной. Холодность их отца длилась всего несколько дней, после чего он стал относиться к Юлилле с прежней теплотой. Как он радовался, когда она начала выздоравливать! Но неприязнь матери не проходила. Бедная, бедная Юлилла! Неужели Сулле действительно нравится, чтобы она по утрам пила с ним вино, или это просто служит ей оправданием? «Сулла!» Вот уж действительно! Никакого уважения.

Сулла прибыл в Африку в конце первой недели сентября с последними двумя легионами и двумя тысячами великолепных кельтских кавалеристов из Италийской Галлии. Он застал Мария в родовых муках организации решающей экспедиции в Нумидию. Марий очень обрадовался и немедленно включил его в работу.

— Даже с недоукомплектованной армией я заставил Югурту бежать! — радостно сообщил Марий. — Теперь, когда ты здесь, мы предпримем кое-что еще, Луций Корнелий.

Сулла передал ему письма от Юлии и Гая Юлия Цезаря, а потом набрался храбрости и выразил соболезнование по поводу смерти его второго сына, которого он так и не увидел.

Сулла чувствовал себя неловко из-за того, что его похожая на крысеныша дочка, Корнелия Сулла, упрямо продолжала жить, когда прекрасный мальчик Марк Марий мертв.

Тень пробежала по лицу Мария, но он заставил ее быстро исчезнуть.

— Благодарю, Луций Корнелий. Время еще есть, будут другие дети. К тому же у меня есть младший Марий. Надеюсь, ты оставил мою жену и младшего Мария в добром здравии?

— Они здоровы. Как и все Юлии Цезари.

— Хорошо!

И личные дела были отложены на потом. Марий прошел к своему рабочему столу, где была разложена огромная карта, нанесенная на специально выделанную кожу теленка.

— Ты как раз вовремя. Мы собираемся навестить Нумидию. Через восемь дней отправляемся в Капсу.

Внимательные карие глаза Мария впились в лицо Суллы — облупившееся и покрытое пятнами солнечных ожогов.

— Советую тебе, Луций Корнелий, побродить по рынкам Утики и поискать себе шляпу с широкими полями. Очевидно, все лето ты ходил по Италии. Но в Нумидии солнце куда жарче — здесь оно беспощадное. Ты сгоришь, как сухое дерево.