Первый человек в Риме. Том 1

Марий ответил не сразу. Он раздумывал. В самом деле, какое имеет значение, виновен ли Сулла в смерти любовницы и мачехи – благодетельниц, оставивших ему наследство. Если и впрямь убил – это ему припомнят, когда отличится на политическом поприще настолько, чтобы претендовать на место консула. Кто-нибудь непременно откопает эту историю на радость политическим противникам, которые не замедлят пустить слух о нищем, добывшем средства убийством. Положим, брак с дочерью Гая Юлия Цезаря подправит репутацию Суллы. Но не на столько, чтобы смыть с нее и кровавые пятна. Многие поверили бы в его виновность – как многие верили, что в Гае Марии нет ничего греческого. Далее. Цезарю самому никак не удается внушить себе симпатию к Сулле. Ощущение опасности? Животный инстинкт? А Юлилла. Юлия – он знал – ни за что не вышла бы за человека, которого сочла бы недостойным, даже ради материального положения Юлия Цезаря. Юлилла же оказалась девушкой порывистой, легкомысленной, эгоистичной. Почему же она выбрала Луция Корнелия Суллу? Мысленно он перенесся в то далекое дождливое утро на Капитолии, когда он украдкой наблюдал за Суллой, смотревшим, как погибают, истекая кровью, буйволы… И тогда принял решение. Луций Корнелий Сулла пригодится. Нельзя позволить ему снова вернуться на дно. Пусть пользуется правами, данными ему при рождении.

– Отлично, Гай Юлий, – сказал он решительно. – Завтра я попрошу Сенат дать мне Луция Корнелия в квесторы.

Цезарь просиял:

– Благодарю тебя, Гай Марий! Благодарю!

– Можешь ты поженить их до того, как Народное собрание приступит к выборам квесторов?

– Я это сделаю, – пообещал Цезарь.

Меньше, чем неделю спустя, Луций Корнелий Сулла и Юлилла отпраздновали бракосочетание по старинному обряду. Карьера Суллы была предрешена.

В каком ликующем настроении ожидал он первой брачной ночи! Он, который никогда по-настоящему и не думал, что обзаведется женой, семьей… Метробиуса Сулла прогнал еще до того, как предстал перед цензорами с прошением о вхождении в Сенат. Хоть и тягостным было расставание – мальчик любил его по-настоящему и горевал не на шутку – Сулла твердо решил навсегда распрощаться с такого рода удовольствиями. Ничто не должно было помешать его восхождению к славе.

Кроме того, он прекрасно знал, насколько дорога ему Юлилла. И не только потому, что она, казалось, приносила ему удачу. Но и любовью он боялся это чувство именовать. Любить кого-то? Любовь для Суллы была чувством, свойственным другим, низшего порядка людям. Это для них любовь – нечто, полное надежд и разочарований, то благородное, то низкое, почти грязное. Сулла не мог отыскать этого чувства в себе. Он был убежден, что любовь противоречит здравому смыслу, чувству самосохранения, просвещенности. Ему так и не суждено было понять, что его терпение, снисходительность в отношении порывистой, несдержанной жены – как раз свидетельство любви, в которой он нуждался. Терпение и снисходительность он считал добродетелями, ему не свойственными. Тот, кто не умеет понять самого себя, понять, что такое любовь – никогда не поднимется до высот духа.

Свадьба в семействе Юлиев Цезарей, как и полагалось, вышла чинной. Обряды, при которых довелось присутствовать Сулле прежде, отличались. Поэтому ему потребовалось немалое терпение, чтобы вынести пресноватое действо в доме Цезарей, не доставившее бывшему гуляке особой радости. Даже когда пришло время, за дверью его спальни не оказалось ни одного подвыпившего гостя, которого жениху пришлось бы, применив силу и пожертвовав временем, выдворить вон. Краткое путешествие от одного парадного входа до другого закончилось, и он поднял Юлиллу на руки – какая она была легкая, просто воздушная! – чтобы перенести ее через порог. Гости, которые их сопровождали, тут же исчезли из виду.

Так как юные девственницы никогда в жизни ему еще не попадались, Сулла не испытывал никаких дурных предчувствий по поводу предстоящего события. И не волновался ни о чем. Пусть ее гимен не тронут, все равно Юлилла созрела, подобно спелому персику, срывающемуся с ветки в пору урожая. Завороженно она наблюдала, как он снимает свою свадебную тунику и скидывает с головы венок из цветов. И сама сняла с себя все свои одежды, хотя ее никто не просил – одну за другой. Свадебные одежды кремового, огненного, шафранового цвета и семижды переплетенную шерстяную тиару, сама распутала все узлы и развязала все пояса.

Они разглядывали друг друга с полным нескрываемым интересом. Сулла – прекрасно сложенный, Юлилла – очень тоненькая, но гибкая, ни одной угловатой, вульгарной линии. Она первая сделала шаг навстречу, положила руки ему на плечи и с изысканно естественным и неожиданным сладострастием медленно приблизила свое тело к его телу, восхищенно вздыхая, когда его руки обняли ее и начали гладить ее по спине, то отрываясь, то возвращаясь, скользить по ее телу.