Первый человек в Риме

Потому и беспокоился Сулла, когда стучал в дверь дома Гая Юлия Цезаря. Он не решался более откладывать следующую стадию своего плана. Необходимо действовать до того, как Клитумна оправится от потери. А для этого он должен быть уверен в Гае Юлии Цезаре.

Парень, дежуривший у двери, отворил сразу же и без колебаний впустил его. Сулла догадался, что внесен в список тех, кого Цезарь готов принять в любое время.

– Могу ли я видеть Гая Юлия? – спросил он.

– Да, Луций Корнелий. Подожди, прошу тебя, – сказал парень и поспешил в кабинет Цезаря.

Приготовившись ждать какое-то время, Сулла вошел в небольшой атрий, отметив изящную простоту этой ничем не украшенной комнаты. А вот Клитумна сумела сделать свой атрий похожим на переднюю гарема восточного властелина. И пока он подбирал в уме подходящее сравнение для атрия Цезаря, вошла Юлилла.

Долго ли она уговаривала привратника, чтобы он немедленно сообщил ей, когда придет Луций Корнелий? И сколько времени должно пройти, прежде чем слуга известит Цезаря о визите?

Эти два вопроса мелькнули в голове Суллы быстрее молнии. Увидев Юлиллу, он испытал настоящее потрясение.

Колени у него подкосились, он протянул руку, чтобы ухватиться за первый попавшийся предмет. Им оказался старинный кувшин из позолоченного серебра, стоявший на пристенном столике. Поскольку кувшин не был прикреплен к столу, от неосторожного движения он упал на пол с громким звоном. Закрыв лицо руками, Юлилла выбежала из комнаты.

Шум отозвался эхом, как в пещере прорицательницы Сивиллы Кумской, и всех поднял на ноги. Сулла стал белее снега. Его прошиб холодный пот от страха и боли. Ноги перестали его держать. Он соскользнул на пол и сидел так, сунув голову в колени и плотно закрыв глаза. Страшен был стоящий перед глазами образ скелета, обтянутого золотистой кожей Юлиллы.

Когда Цезарь и Марция подняли его на ноги и помогли ему дойти до кабинета, он возблагодарил богов за землистый цвет лица и синие губы, ибо являл собою вид действительно больного человека.

Глоток неразбавленного вина привел его в почти нормальное состояние. Вздохнув и смахнув рукой пот со лба, он смог наконец сесть на скамью. Понял ли кто-нибудь из них? И куда ушла Юлилла? Что сказать? Как поступить?

Цезарь был мрачен. Марция тоже.

– Извини, Гай Юлий, – сказал он, снова глотнув вина. – Обморок. Не знаю, что на меня нашло.

– Успокойся, Луций Корнелий, – сказал Цезарь. – Я знаю, что на тебя нашло. Ты увидел призрак.

Нет, он слишком умен, слишком проницателен, чтобы его можно было обмануть, по крайней мере так явно.

– Это была твоя младшая дочь? – спросил он.

– Да, – сказал Цезарь и кивком попросил жену выйти.

Та немедленно удалилась, ни взглядом, ни словом не выразив недовольства.

– Несколько лет назад я видел ее у портика Маргаритария среди ее друзей, – сказал Сулла. – И я подумал тогда, что она воплотила в себе все, чем должна быть римская девушка – всегда веселая, без тени вульгарности. А потом еще один раз – на Палатинском холме… в тот момент я испытывал боль – боль души… Ты понимаешь?

– Надеюсь, что понимаю, – произнес Цезарь.

– Она подумала, что я болен, и спросила, чем может помочь. Я обошелся с ней не слишком вежливо. Мне казалось, что ты не хотел бы, чтобы она знакомилась с такими, как я. Но она все не уходила, а я не мог быть чересчур грубым с ней. Знаешь ли, что она сделала?

Глаза Суллы стали странными. Зрачки расширились, стали огромными, а вокруг них – два кольца мертвенных серо-белых и два кольца зелено-черных. Глаза смотрели на Цезаря, как слепые, в них не было ничего человеческого.

– И что же она сделала? – мягко спросил Цезарь.

– Она сплела венок из трав и возложила его мне на голову! Мне! И я заметил… я заметил – нечто!

Наступила тишина. Ни один из собеседников не знал, как прервать ее. Она длилась несколько мгновений, в течение которых каждый старался собраться с мыслями, не зная, друг перед ним или враг. Никто не желал нарушить молчание первым.

– Ну так о чем ты хотел поговорить со мной, Луций Корнелий? – вздохнув, произнес наконец Цезарь.

Так он давал понять, что считает Суллу невиновным, что бы он ни думал о поведении своей дочери. И еще этим он хотел подчеркнуть, что больше не намерен говорить о дочери. Сулла, который подумывал предъявить письма Юлиллы, решил этого не делать.

Его первоначальная цель прихода к Цезарю казалась теперь очень далекой, почти нереальной. Но Сулла распрямил плечи, поднялся со скамьи, пересел в кресло клиента у стола Цезаря – и принял вид клиента.