Единственное, о чем Уолтер забыл нас предупредить, — это что нам придется сначала присутствовать на службе и только потом поговорить со священником. Должен признаться, в воскресенье я отправился туда крайне неохотно, тем более что с самого детства мои отношения с Богом как-то не сложились; однако в то утро в церкви я испытал неподдельное волнение. Прекрасное пение и искреннее благоговение молящихся тронули меня. В этой церкви безраздельно царила доброта.
Когда служба закончилась и скамьи начали пустеть, священник подошел к нам и пригласил пройти с ним.
Маленького роста, сгорбленный, он словно склонился к земле под тяжестью исповедей своих прихожан, а может, своего прошлого, отмеченного войнами и геноцидом. Казалось, в нем не было ни грана зла. Взгляд его проникал в самую душу. Слыша его низкий чарующий голос, вы могли бы пойти за ним куда угодно.
— Это документ по меньшей мере удивительный, — сказал он, дважды прочитав текст.
Меня озадачило то, что священник даже не взглянул на переводы.
— Вы уверены в его подлинности? — спросил он меня.
— Да.
— Основная проблема здесь не перевод, а толкование. Ведь стихи не переводят слово за слово, не так ли? То же правило распространяется и на древние писания. Нетрудно догадаться, чего люди хотят от священных текстов. Впрочем, человек может не задумываясь извратить благое слово, злоупотребить им, чтобы незаконно завладеть властью и добиться от своих приверженцев чего пожелает. Священные писания не пугают, не повелевают, они лишь указывают путь и оставляют человеку право выбрать того, кто поведет его — но не по жизни, а к жизни. Тот, кто утверждает, будто способен проникнуться словом Божьим и пронести его через века, часто неправильно его понимает и злоупотребляет простодушием тех, кем управляет.
— Зачем вы все это говорите, святой отец? — спросил я.
— Затем, что я хотел бы знать ваши намерения, прежде чем рассказать вам о свойствах этого текста.
Я объяснил, что я по профессии астрофизик, а Кейра — археолог, и священник, к моему удивлению, предсказал, что наше сотрудничество будет иметь важные последствия.
— Вы оба ищете то, понимание чего приводит в ужас. Вы уверены, что вас не сломят те ответы, которые вы найдете во время ваших странствий?
— А что такого ужасного нас может ожидать?
— Огонь — верный союзник человека, но он опасен для ребенка, не ведающего, как с ним обращаться. Таковы и некоторые знания. По меркам истории, люди пока еще совсем дети. Бросьте взгляд на наш мир, и вы увидите, как мы невежественны.
Уолтер заверил святого отца, что и Кейра А я — вполне приличные люди и нам можно доверять. Священник улыбнулся.
— И что же вы знаете о Вселенной, господин астрофизик? — обратился он ко мне.
В его вопросе не было высокомерия, а в тоне — самодовольства, и, прежде чем я успел ответить, он дружелюбно посмотрел на Кейру и спросил у нее:
— Вот вы считаете, что моя страна — колыбель человечества, а вы не думали, почему?
Мы надеялись, что он выслушает наши умные и достойные ответы, однако вместо этого он задал нам третий вопрос:
— Вы действительно верите в случайность вашей встречи и думаете, что подобный документ мог приплыть к вам в руки также совершенно случайно?
— Не знаю, святой отец, — пробормотала Кейра.
— Вы археолог, мисс, скажите, вы верите, что человек открыл огонь или что огонь был дан человеку, когда настал подходящий момент?
— Я верю в то, что нарождающийся разум позволил человеку приручить огонь.
— Значит, вы назвали бы это провидением?
— Если бы верила в Бога — наверное.
— Вы не верите в Бога, но обращаетесь к служителю Церкви, чтобы проникнуть в тайну, которая непостижима для вас. Не забывайте об этом парадоксе, прошу вас, вы вспомните о нем, когда настанет момент.
— Какой момент?
— Когда вы поймете, куда ведет вас эта дорога, потому что сейчас ни один из вас этого не знает. Иначе пошли бы вы по ней? Сомневаюсь.
— Святой отец, я не понимаю, о чем вы толкуете. Вы могли бы прояснить нам смысл этого текста? — дерзнул я прервать его.
— Вы не ответили на мой вопрос, господин астрофизик. Так что же вы знаете о Вселенной?
— Очень много, уверяю вас, — ответил вместо меня Уолтер. — Я несколько недель был его учеником, и вы даже представить себе не можете, какую массу знаний мне пришлось усвоить, я даже не сумел удержать все в памяти.
— Цифры, имена звезд, положение в пространстве, расстояния, движение — все это не более чем констатация фактов. Вы и ваши коллеги только предполагаете, но пока не понимаете. Вы можете мне объяснить, что такое бесконечно большие или бесконечно малые величины? Знаете ли вы, где находятся начало и конец? Представляете ли себе, кто мы такие, что значит быть человеком? Сумеете ли вы растолковать шестилетнему ребенку, что такое разум, о котором упомянула мисс, — тот самый разум, благодаря которому человек приручил огонь?
— Почему именно шестилетнему ребенку?
— Потому что, если вы не можете объяснить какое-либо понятие шестилетнему ребенку, значит, вы сами не понимаете смысла этого понятия.