Первый детский симфонический (повесть о казанской жизни 70-х) (СИ)

«Дифссыту» неизменно сопутствовала очередь. Вспоминая ее, на ум приходят слова Александра Радищева: «чудище обло, стозевно и лаяй!», правда, адресовано это почти 200 лет назад было не очереди. Но как точно! Что «лаяй»? Всегда и везде одно и то же: «вы здесь не стояли!», «куда без очереди полез!», «ну и что ж, что ветеран!» или «больше одного килограмма (одной пары, двух штук, трёх рулонов и так далее) в одни руки не давать!» Воспетое официальной пропагандой «чувство локтя советских людей» не доставляло удовольствия, если ты ощущал чувство этого же самого локтя... в бок. Но вот, как сухой щелчок бича, звучал из уст продавца «не подлежащий обжалованию» приговор очереди: «вон за той женщиной больше не занимать!» И как-то сразу «чудище» обмякало, сдувалось, стихало, чтоб через несколько секунд вновь мобилизоваться с утроенной энергией.

Торгашей одновременно ненавидели и заискивали перед ними, ценили знакомства в торговой среде и радовались, когда кого-то из них сажали. Причем злобно щелкали зубами представители всех «дружественных» классов бесклассового советского общества: «сажать бы их через одного!»

Вся нелюбовь и презрение к торгашам воплотились в образе незабвенного персонажа Директора Рынка из рязановской кинокомедии «Гараж», вышедшей на экраны в 79-ом году. Помню, моему Славику было лет 9 или 10, когда он подсел ко мне — я в очередной раз пересматривал эту комедию. И как-то незаметно для себя сын попал под обаяние этого нестареющего фильма, тем более, что некоторые актеры ему были знакомы по другим картинам. И вдруг он задал вопрос, по-детски простой и достаточно сложный одновременно: «Папа, а почему директорше рынка нужно непременно построить гараж? Если она такая богатая, почему его попросту не купит?» Мне пришлось потрудиться, чтоб постараться доступно ответить Славику. Ведь купить гараж тогда было практически невозможно — он, слушая, недоуменно хлопал глазенками, пытаясь понять, как такое могло быть?

Блатной также считалась работа приёмщика бутылок, на эту «хлебную» должность было не попасть. Как ни придешь в пункт приёма стеклотары (он был на Комарова, за гастрономом), на двери одно и то же объявление: «Тары нет». Но она мгновенно находилась, если ты предложишь (причем сам!) принять бутылки дешевле, например, «чебурашку» (тип бутылки) вместо 12 копеек — за 10. Иначе греми с бутылками обратно домой.

«Того-то нет» — как символ времени. «Мест нет» в ресторанах и барах, «мест нет» в гостиницах и санаториях. «Пива нет» в пивных ларьках. Такси не поймать, либо оно непременно «едет в парк». Нужна картошка? — Посади. Фрукты-ягоды? — Вырасти. Гараж? — Построй.

Где-то в середине семидесятых Казань стала первым городом в Союзе, в котором ввели «талоны» на нормированный отпуск товара — пока еще только сливочного масла: 1 кг на человека в месяц. Но, как вскоре показало время, «лиха беда — начало».

Очень значимую роль в снабжении семей продуктами и «дифссытом» играли регулярные торговые вояжи в Москву. Во многих трудовых коллективах даже существовал неофициальный скользящий график: каждый работник по очереди на выходные мотался в столицу, собрав заказы и деньги сослуживцев, благо ехать — одну ночь. И вот, на перрон казанского вокзала высыпали толпы встречающих граждан, страждущих своих заказов: под бравурные звуки горячо мною любимого «Марша Сайдашева» прибывал долгожданный поезд-кормилец «Татарстан».

До сих пор перед глазами маячит незабываемый типаж: уставший, вымотавшийся человек с видом исполненного долга тащит в обеих руках огромные сетчатые авоськи с консервами одного вида, а крест-накрест через всё туловище, словно пулеметные ленты революционного петроградского матроса, две вязанки туалетной бумаги. Впрочем, подобный портрет был обычным почти для всех городов РСФСР. Помимо Москвы и Ленинграда, так называемую «первую категорию» снабжения (или «московскую») имели еще закрытые («режимные») и, чтоб привлечь переселенцев, молодые строящиеся города.

Почему-то во всех бывших союзных республиках, в которых мне удалось тогда побывать, изобилие продуктов и товаров было намного богаче. Но, как ни странно, жители братских республик так не считали, всё время недовольно гундели и не раз с пеной у рта доказывали мне, что именно они «кормят Россию» (последствия распада Советского Союза убедительно показали, кто кого кормил).

Но больше всего задевало, что продуктовый дефицит наблюдался именно в Татарстане, где сельское хозяйство всегда было неплохо развито. Народ шепотом объяснял этот феномен так: «Всё идет в Москву». Поэтому бытовала еще одна популярная полушутливая фраза: «Из Казани в Москву товарными вагонами, обратно в Казань — пассажирскими».