Первый детский симфонический (повесть о казанской жизни 70-х) (СИ)

Наши экс-скрипачи Саня и Игорь имели месячный стаж игры на гобое, когда стали выступать в новом амплуа. Но за этот месяц, максимум, чему можно научиться — это извлекать звук. Не поставить, натренировать, а всего лишь научиться грамотно извлекать, иначе то передув, то «кикс», то «гырчание», то пустой звук. И вот, играет на репетиции оркестр — пока нормально. Но... «врубили» гобои — всё, «тушите свет»! Можно дальше не продолжать: никакая аудитория слушателей не вынесет такой «лажи». Оркестр спотыкался, Саня с Игорем тяжело вздыхали и, краснея, начинали сосредоточенно рассматривать и поправлять язычки. Инструмент им упорно «не поддавался». А ведь так хотелось иметь в оркестре почти полный состав «дерева»! Тем более, что исполняемые нами «Утро» Грига, «Рассвет на Москве-реке», «Танец маленьких лебедей» и «Сцена» из «Лебединого озера» вообще начинаются с соло гобоев! Но увы...

Однако, «не было счастья, да несчастье помогло». Конец второго года нашего с Форином увлеченного музицирования завершился ошарашивающей всех новостью: Макухо отказывается от руководства оркестром. Дело было на репетиции. Мы, юные оркестранты, оглушенные известием, молчали, сжав в руках инструменты. Как так? Такого не может быть! Может это шутка? А, Владимир Алексеевич?

Но это была не шутка. Макухо рассорился с директором Фарсиным: по сведениям Таисс Мухтаровны, в школу пришла разнорядка о представлении соискателя на звание «Заслуженный учитель», нужно лишь было определиться с его кандидатурой. Честолюбивый Владимир Алексеевич очень надеялся (и вполне заслуженно!) на получение этого почетного звания, ведь его ученики-скрипачи каждый год успешно поступали в музыкальное училище, а про нас и говорить нечего: единственный не только в Казани, но и во всем Поволжье детский симфонический оркестр держался исключительно на энергии, энтузиазме и профессионализме Макухо.

Однако Фарид Юнусович придерживался другого мнения: есть, мол, уважаемый Владимир Алексеевич, более достойные кандидатуры, Вы — еще сравнительно молоды, а потому... Словом, свой отказ от руководства оркестром школы Макухо объяснил нам, оркестрантам, «свинским к себе отношением» со стороны директора.

Каникулы с восьмого на девятый класс прошли в печальном осознании того факта, что моё святилище, моя «шамбала» — симфонический оркестр — похоже, уйдет в небытие. Вдобавок родители настояли на том, что мне не следует поступать в музыкальное училище, об учебе в котором мы с Форином мечтали. Карьера музыканта, дескать, очень непроста и не определённа, флейта — инструмент достаточно специфический, редкий, а музыкальное образование — узко специализировано. Другое мое увлечение — биология — более универсально, а потому перспективнее, и пора всерьёз задумываться об учебе в университете. Что ж, убедили. Но Форин — молодец: он остался верен нашей с ним детской мечте и после восьмого класса решил податься в музучилище. Поступил уверенно, что совершенно неудивительно, благодаря блестящей школе Акмала Хаялыча.

Начало нового учебного года в музыкальной школе было тускло и безрадостно, несмотря на насыщенную и сложную программу, намеченную Учителем. Предстояло разучить сложный флейтовый концерт Кванца — уровень училища, между прочим. Но что толку совершенствоваться в игре на инструменте, если нет ни Форина рядом, ни любимого оркестра, ни будущей перспективы музыканта. Бросить что ли? Но нет! Я настолько любил свою флейточку, относясь к ней, как к любимой девочке, бросить которую представлялось подлым и низким предательством. И не только по отношению к ней, но и к искренне вкладывавшему в меня душу Акмалу Хаялычу. Ладно, думаю, закончить «музыкалку» и получить аттестат полезно: жизнь впереди длинная, мало ли что ждет на ее пути.

Новый дирижер школы отказался руководить оркестром в его полном составе — не каждый музыкальный специалист осилит такую сложную «махину»: смычковые, «дерево», «медь», ударные. Да, похоже, наш Макухо уникален. В результате, скрипачей, виолончелистов и контрабасистов объединили в струнный оркестр, а духовиков, не охваченных оркестром Полякова, отрядили в ансамбль, которым руководил преподаватель трубы, оркестрант оперного театра Ильин. Нужно отметить, что на базе первой и четвертой казанских музыкальных школ тоже существовали достаточно сильные оркестры, но они, как и новый, «облегченный» оркестр нашей школы были камерными, струнно-смычковыми.

После первого же занятия в духовом ансамбле я отчетливо осознал — нет, ребята, это не для меня: «морковка» после «мёда», как выражались наши пацаны, «не канала». О чем я прямо заявил Ильину, добавив, что ходить на ансамбль больше не стану: слишком сильно «ранение оркестром». А если «настучите» на меня директору — вообще «на хрен» брошу музыкалку. К чести Ильина, он не сделал этого, поскольку не раз слышал оркестр Макухо и прекрасно видел разницу между ним и директивно вменённым ему в руководство ансамблем, а потому «гнать волну» не стал: дескать, не хочешь ходить — черт с тобой, не ходи.