Какое-то время они шли. Могло пройти пять минут, а могло и тридцать — без глаз все ощущалось медленным и растянутым. Судя по звукам, в коридоре было оживленно. Один раз она услышала механический скрежет сочленений доспехов ангела, когда воин прошел мимо. Гораздо чаще она слышала шелест одежды.
— Кто вы? — спросила она по дороге.
— Слуги, — ответил один из них.
— Мы служим Носителям Слова, — добавил другой.
Они продолжали идти. Секунды измерялись шагами, минуты — голосами проходивших мимо.
— Вот твоя комната, — сказал один из проводников и провел ее по всему помещению, кладя ее дрожащие пальцы на кровать, на стены, на кнопки управления дверью. Терпеливая экскурсия по ее новому дому. Ее новой камере.
— Спасибо, — ответила она. Комната была небольшой и почти лишенной мебели. В ней не хватало комфортности, но Кирену не беспокоила перспектива остаться здесь в одиночестве. Это было своего рода благословение.
— Выздоравливай, — сказали оба человека хором.
— Как вас зовут? — спросила она.
В ответ она услышала только приглушенное шипение закрывающейся автоматической двери.
Кирена села на кровать, жесткую почти как тюремная койка, и приступила к долгому, бесчувственному процессу абсолютного бездействия.
Ежедневную скуку прерывали только появления сервитора, приносившего ей трижды в день синтетическую жидковатую питательную пасту, который отличался заметной неохотой, или же неспособностью, вдаваться в подробности.
— Это омерзительно, — заявила она однажды со слабой улыбкой, — я видимо должна думать, что в ней множество питательных и полезных веществ.
— Да, — пришел ответ мертвенно-сухим голосом.
— Ты сам это ешь?
— Да.
— Сочувствую.
Тишина.
— Ты не слишком-то разговорчив.
— Нет.
— Как тебя зовут? — Кирена предприняла последнюю попытку.
Тишина.
— Кем ты был? — Сервиторы не были для Кирены чем-то новым. Империум оставил секреты их создания шестьдесят лет назад, и в Монархии они были обычным делом. Искупление — так называли эту участь преступников и еретиков. Но в любом случае, смысл оставался тем же. Разум грешника очищался от всех признаков жизни, а тело бионически модифицировалось, чтобы достичь большей силы или функциональности.
В ответ последовала тишина.
— Прежде, чем ты стал этим, — она постаралась улыбнуться более дружелюбно, — кем ты был?
— Нет.
— Нет, ты не помнишь, или же нет, ты не скажешь?
— Нет.
Кирена вздохнула
— Хорошо, тогда ступай. Увидимся завтра.
— Да, — ответило существо. Ноги прошаркали по полу, и дверь снова с шипением закрылась.
— Я буду звать тебя Кейл, — произнесла она в пустоту комнаты.
Ксафен навестил ее дважды с момента прибытия, а Аргел Тал — трижды. Каждая встреча с капитаном проходила одинаково: в неуклюжей беседе, прерываемой периодами неловкого молчания. Как поняла Кирена, флот Легиона двигался к планете, которую они должны были покорить, но не получали приказа начинать штурм.
— Почему? — спросила она, радуясь даже такой неуютной компании.
— Аврелиан продолжает пребывать в уединении, — ответил Аргел Тал.
— Аврелиан?
— Имя нашего примарха, редко используемое за пределами Легиона. Оно из колхидского, языка нашего родного мира.
— Странно слышать, — призналась Кирена, — что у бога есть прозвище.
Аргел Тал умолк на некоторое время
— Примарх — не бог. Иногда сыновья богов остаются полубогами, несмотря на всю унаследованную силу. И это не «прозвище». Это родственное обращение, ходящее лишь внутри семьи. Оно примерно переводится как «золотой».
— Ты сказал, что он продолжает пребывать в уединении.
— Да, в своих покоях на нашем флагмане «Фиделитас Лекс»
— Он скрывается от вас?
Она услышала, как Астартес сглотнул
— Мне не слишком легко говорить об этом, Кирена. Скажем лишь, что ему нужно многое обдумать. Приговор Бога-Императора гнетет многие души. Примарх страдает так же, как и мы.
Кирена долго и тяжело размышляла, прежде чем заговорить вновь.
— Аргел Тал?
— Да, Кирена.
— В твоих словах не слышно печали. Ты не похож на страдающего.
— В самом деле?
— Нет. Я слышу злость.
— Ясно.
— Ты злишься на Бога-Императора за то, как он поступил с вами?
— Я должен идти, — сказал Аргел Тал, — меня вызывают.
Астартес поднялся на ноги.
— Я не слышала никаких вызовов, — произнесла девушка, — прости, если обидела тебя.
Аргел Тал вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. В следующий раз ее навестили только через четыре дня.
Аргел Тал взглянул на обезглавленное тело, на мгновение испугавшись. Он не собирался этого делать.
Лишившись головы, сервитор завалился набок и лежал на полу железной клетки, подергиваясь в конвульсиях. Капитан проигнорировал его трепыхание, сконцентрировав внимание на голове с приоткрытым ртом, проскочившей между прутьев клетки и укатившейся к стене тренировочного зала. Она смотрела на него, мертвые глаза подрагивали, аугментированная пасть с бронзовой челюстью, лишенная языка, раскрылась.