Первый генералиссимус России (СИ)

Полыхнув чернотой глаз, Кудря осадил. Знал, что десятник слов на ветер не бросает. Хоть и не велик, но жилист. Кулаком бычка годовалого валил. Однако от Никишки не отстал. Наоборот, возвратясь к нему, приобнял за плечи и, что-то шепнув, повел с собой.

«Ну и черт с вами! — плюнул Фрол и направил стопы свои к родному очагу. — Кому на роду повешену быть, тот не утонет».

— Вот пироги с капустой, чтоб в животе не было пусто! — заметив, что молебен окончился, сноровисто и протяжно, не уступая церковному диакону, запела невидимая для Фрола за людской сутолокой Матрена. — Много не просим, за так носим.

— А вот квас — пей про запас, жар уймет, горло продерет! — тут же послышался голос ее кумы Феклы. — Коли квас не впрок, сбитень будет в срок.

«Ишь, как заливаются, — разгладил насупленность лика Фрол, — точно быть им с прибытком».

И, потанакивая под нос какую-то подвернувшуюся на язык песенку, уже веселее зашагал в сторону слободы. А голоса луженых горл Матрены и Феклы, поднимая настроение, сопровождали его от съезжей избы в сторону торжища и далее.

«Молодцы стрельчихи! Не унывают».

6

Стрельбы из мушкетов, фузий и пищалей проходили за Знаменским монастырем. Неподалеку от бастиона Белграда. У крепостной стены между Оскольской и Тускарной башнями установили на столбах мишени, в которые следовало попасть со ста шагов.

Стрелять разрешалось только по одному разу. И то не всем, а назначенным лично воеводой.

— Нечего зелье огневое зазря переводить, — рассудили начальные с приказными. — Кому попасть — попадут, а кому не попасть, то хоть десять раз пали, все равно в божий свет как в копеечку…

Хорошие результаты показали казаки. Из десяти стрелков цель поразили семь.

— Казак — мастак, что водку пить, что из ружья палить! Промаху не даст! — гоголем прохаживался Строев, похлопывая батожком плети по голенищу юфтевых сапог.

— Верно, верно, Федор Савич, — вынырнул из толпы зевак дьячок Пахомий. — Казак — оно как: и за столом зубаст, и на чужое глазаст, а с коня соскочит — тоже задаст.

— Хи-хи-хи! — прыснули ближние, по-видимому, зримо представив конский и казачий зады рядом.

— Но-но! — замахнулся плетью Шеглов.

Однако, взглянув на воеводу, зорко наблюдавшего за происходящим, ударить съежившегося дьячка не посмел. Только прошипел:

— Пшел отсюда, поп недоделанный, пока цел.

Пахомий долго упрашивать себя не заставил. Бочком-бочком — и, ввернувшись в толпу, словно коловорот в древо, скрылся в людском потоке любопытных курчан. Оно хоть и запрещено воцерковленных лиц стегать кнутовьем, да кто знает, что у казачьего головы в голове. Огреет плетью — и судись, рядись потом: случайно стеганул или из озорства…

Не хуже казаков пальнули и стрельцы, особенно московские, у которых из десятка мишеней было поражено девять. Но если казаки стреляли просто с рук, то стрельцы — опершись ложами мушкетов и пищалей на бердыши. Так, что ни говори, ловчее целиться.

— Хорошо палят, — придерживая Семку за плечи рукой, похвалил московских Фрол.

— Наши не хуже… ежели постараются, — задрал тот веснушчатое личико.

— Возможно…

— А меня научишь палить?

— Научу. Чую, пора… Стрельцу без этого никак нельзя.

Вновь хуже всего было со служивыми по отечеству. Воевода, зная, что дворяне и дети боярские с ружейным боем мало-мальски знакомы, стал назначать стрельцов из их челяди. И тут оказалось, что многие горе-воины мушкет впервые в руках держат. При этом боятся его пуще, чем черт ладана.

Шеин сердился, грозно вращал глазами, но сделать ничего не мог.

Видя такой сором, зеваки вновь стали скалить зубы:

— Эй, служивый, — советовали весельчаки, — ты пищалью, как пикой, в брюхо тыкай. Больше будет проку, а так — одна морока.

— А еще лучше — возьми за ствол и бей, как дубиной.

Другому, не сумевшему как следует приладить к пищали зажженный фитиль для производства выстрела, насмешливо советовали:

— А ты фитиль себе в рот вставляй и там зажигай. Глядишь, что-нибудь и получится…

— Либо пищаль пальнет, либо рот зевнет!

— Не, — перебивали со смехом этих шутников другие, — суй фитиль не в рот, а в задний проход. Тогда точно стрельнет.

Только курчане, братья Анненковы, со своими воинами-челядинцами легко справились с данным заданием. И получили вознаграждение от воеводы — бочонок вина.

— Не для пьянства окаянного, — расплылся улыбкой Шеин, — а ради веселия и поднятия воинского духа.

Когда жильцы с горем пополам отстрелялись, то Алексей Семенович предложил охотникам из посадских ротозеев тоже стрельнуть. То ли по подсказке начальных и приказных, то ли по собственной надумке. Однако те дружно попятились. Из пищали палить — это тебе не зубы скалить! Да так попятились, что теперь впереди всех оказался Ивашка Истомин, невесть как затесавшийся в эту толпу. Стоит, глазами хлопает. Что к чему — не поймет, в толк не возьмет.

— Ты что ль, купец, желаешь отличиться? — Узнал воевода шкодливого купчишку, в первые же дни поспешившего к нему с наветами.

— Ни-ни, батюшка-воевода, — задрал тот вверх обе руки, словно сдаваясь в плен, — и в мыслях не держал.

— Не держал, а вышел… — подтрунивает воевода.