Первый глоток пива и прочие мелкие радости жизни

И вот наступило здесь-и-сейчас. Погода так прекрасна, что кажется, будто все прошлые, серенькие такие игры были лишь для того, чтобы состоялся этот, вроде бы уже достойный названия футбольного матч. Угловой удар, пенальти с шести метров, апельсин в перерыве между таймами… Все, что происходит, кажется специально придуманным для того, чтобы ощутить сладостный вкус этой теплой, этой светлой радости. Этой радости, которая заливает тебя, так и распирает изнутри, радости, в которой никому ни за что на свете не признаешься, в которой не признаешься даже самому себе. Потому что это только для взрослых годится – все портить, присобачивая ярлыки и вздыхая: «Ах, до чего хорошо! Ах, до чего все было здорово!»

А когда тебе всего десять, ты всю серьезность, какая у тебя есть, вкладываешь в удар от ворот и стараешься чуть не врасти в землю, когда к тебе возвращается ответный, от боковой линии… И в каждом твоем движении – неизбывное счастье, и это сразу бросается в глаза. Красная майка, зеленая майка… Желторотик под солнцем.

Вы хотели бы с ним поговорить?

Сладкий голос, которым вам преподносят бесчеловечно категорический отказ: «Господин-такой-то на совещании… Он может вам перезвонить попозже?…» – это еще не самое страшное. Нет, секретарша, которую на самом деле раздражает ваш звонок, – хорошая секретарша. Преданная хозяину, компетентная, та-ко-му-до-последней-секунды-известна-вся-жизнь-Господина-такого-то… лучше-чем-самому-Господину-такому-то… Это вы чувствуете мгновенно, не важно, что по телефону лица не увидишь, с первой же фразы она вас распознает, будто уже успела взвесить на аптекарских весах. До сих пор вы и не предполагали, что Господин-такой-то – это такая… такая неприступная крепость. Но не пройдет и нескольких секунд, и ваше наивное желание связаться с ним представится вам чуть ли не тяжким оскорблением.

– Ка-ак?! Вы хотели бы с ним поговорить?!

И вот тут-то вы внезапно ощущаете, что малость перебрали: слишком нагло себя вели, слишком бесстыдно. Да нет, в конце-то концов, не так уж… не так уж мне нужно говорить с Господином-таким-то, что за муха меня укусила! Но остатки самолюбия заставляют вас отказаться от запасного пути, который был вам тут же – и не без снисходительности и легкой насмешки – предложен и который безжалостно сводил вашу просьбу в прошедшее время несовершенного вида:

– Так о чем конкретно вы хотели бы поговорить с Господином-таким-то? Может быть, я могу помочь?

Ах уж это «конкретно»! Да оно просто камнем падает вам на самое дно души! Конечно же нет у вас ничего конкретного, ваша неумолимая дознавательница это отлично почувствовала, и ее «может-быть-я-могу-помочь» легче легкого переводится как «лучше-бы-вам-оставить-Господина-такого-то-в-покое». И вы, сокрушаясь о своей бестактности, начинаете путаться в словах:

– Да… нет… Понимаете ли… Это по личному делу… Я лучше перезвоню попозже…

И вот уже ответное «как хотите!» звучит тоном разобиженной любезности, странно сочетающейся с почти издевательским сочувствием.

Зато потом, если по чистой случайности вы станете одним из неоспоримо приближенных к Господину-такому-то людей, милейшая секретарша изменится до неузнаваемости. Представившись, вы чуть не в ступор впадаете, услышав: «Сию минуту соединяю!», причем сквозь веселый, едва ли не игривый тон пробивается: «Вы-то не такой, как все, вы всегда знаете, когда надо позвонить!»

Но разве в глубине души вы на самом деле так уж удивлены? Нам нравится, когда с нами обращаются по-человечески, только ведь сейчас это не более чем перемена в соотношении сил.

Неуступчивая мадам как-бишь-ее-там теперь станет для вас милой мадам как-бишь-вас-там. Конечно, она не ясновидящая, но вы-то, вы прекрасно понимаете: избыток суровости говорил тогда лишь о всегдашней готовности услужить. Ведь именно так устроены настоящие хорошие секретарши.

Бормашина

Ох, опять идти к дантисту после долгого перерыва – обещал же все-таки, и насколько было бы легче, если б на самом деле каждый год являлся на осмотр, налет, там, снять или камень зубной…

Но время так летит! И вот ты здесь, не по плану, а после бессонной ночи, и тебе сразу и легко – оттого, что решился, – и тревожно.

Забавно, а? Забавно, когда отдаешься в руки зубодера, чувствуя себя таким беспомощным и неуверенным в себе. Когда входишь в кабинет, жутко хочется услышать что-нибудь совсем банальное, но дантист немногословен в такие моменты. Он что-то говорит своей ассистентке, роясь в карточках, и делает знак, чтобы ты сел в кресло. И даже не смотрит на тебя, пока ты еще способен к какому-никакому общению, даже почти весел. Но с той минуты, как ты, с трудом сглотнув, переходишь в горизонтальное положение и весь зажимаешься, он начинает испытывать к тебе живой интерес. Лежишь с открытым ртом и только до смешного выразительно смотришь на него, отчаянно пытаясь подать голос. Сначала ощущаешь такие механические поцарапывания, потом тебе в пасть дуют сжатым воздухом, потом – укол! Противно, зато быстро. И ждешь… Прекрасно зная, что это все – еще ягодки.