Первый гром и первая любовь

- Нет. - Дина пожала плечами. Вопрос показался ей странным. Вдруг озарила догадка: неспроста начальник политотдела задал такой вопрос. Он решил послать ее на особо важное и опасное дело, возможно, с риском для жизни! Но что, что именно он ей поручит?

С нетерпением ожидала Дина услышать главное, для чего приехала сюда.

- ...детей немного, человек пятнадцать, их нужно откормить... просто откормить, понимаешь? Все уже подготовлено... помещение... оборудование... продукты получили...

Верно, Кухарский просто рассказывает... хотя непонятно, зачем? Однако Дина не преминула проявить и свою осведомленность.

- Да, нам говорили в горкоме комсомола, - сказала она, - выделены фонды из неприкосновенных запасов.

- Верно. Значит, согласна?

- А с чем согласна?

- Ну, заведовать яслями...

- Яслями? Мне?!

"Так вот какое "важное и ответственное" дело подобрал для меня начальник! - с горечью думала она. - Возиться с малышами, утирать им носы, сажать на горшки! Ничего себе дельце для мобилизованной горкомом комсомола! Да если такое сказать в школе..."

Почти с ненавистью посмотрела она теперь на Кухарского... Но когда взгляды их скрестились, Дина первая медленно опустила голову. Она чувствовала, что краска заливает ее щеки...

- Вижу, тебе нужно подумать, - мягко сказал Кухарский. - Ну что ж, я не тороплю, посиди, подумай... Я не настаиваю, но повторяю - это очень нужно...

Он закурил. Дина вздохнула. Прошло несколько секунд. Дина знала все, что он ей скажет. Для революции не существует мелких дел, все, что нужно революции, народу, очень важно.

Она, Дина, тоже не вправе отказаться. Не каждому можно доверить слабых детей, продукты, которые должны пойти строго по назначению... И все-таки обида, разочарование не утихали. Конечно, ей придется дать согласие... против своей воли...

- Вот и отлично! - сказал Кухарский. И хотя Дина не проронила ни слова, он повторил: - Я рад, что ты все поняла...

Под окнами остановился знакомый "газик", из кабины выскочил Петренко.

- Товарищ Кухарский, - крикнул он, - Сидоренко велел пытать, куды везть груз для яслей?

- Ну, конечно, в демченковский дом, - весело отвечал Кухарский, кстати, и заведующую прихвати.

Петренко взглянул на Дину.

- Оця очкариха - заведувачка?

Кухарский, пряча улыбку, напутствовал:

- Ты помни, товарищ Чепуренко, мы поручаем тебе важнейший участок работы и надеемся, ты оправдаешь доверие...

Дина поняла: это он для Петренко говорит, и благодарно улыбнулась начальнику.

- Сидан, пли, - шутовски раскланялся Петренко, распахивая перед Диной дверку кабины.

Она же, не говоря ни слова, обошла машину и полезла в знакомый кузов. И вдруг закричала:

- Ой! Я же забыла чемодан.

- Сейчас, - Кухарский сам подал ей наверх легкий чемоданчик. - Ну, счастливо! Приходи, поможем, не стесняйся!

Машина неслась по пустынной улице, вздымая клубы пыли. По сторонам затаились молчаливые мазанки, покривились плетни, огораживающие низкие вишенники от дороги. Никто не выбежал поглазеть на проходящую машину: ни ребятишки, ни собаки... Надвигался вечер, на дорогу падали длинные тени тополей и акаций. И, как это всегда бывает в незнакомом месте, сумерки навеяли грусть. Дина вдруг вспомнила дом, мама, наверное, уже вернулась с работы, все собрались за столом.

Машина дернулась и остановилась. Дина больно ударилась плечом о борт.

- Вылазь, приехали!

Петренко с грохотом отбросил борт, прыгнул в кузов и принялся сбрасывать груз.

Дина подошла к калитке, она отворилась при первом же прикосновении. В глубине сада стоял дом, непохожий на остальные сельские хаты, он был велик, покрыт не соломой, а железом, окрашенным в коричневый цвет. Стены дома были чисто выбелены, голубые ставни прикрывали окошки, массивная дверь с железной бубликом-ручкой - все было крепким, добротным.

К дому вела заросшая травой дорожка. Дина прошла по ней, несмело повернула ручку, дверь не отворялась, пока Дина не повернула ручку вначале вправо, а потом влево. Что-то лязгнуло, и дверь отворилась. С некоторым трепетом вошла она в просторные сени, на полу похрустывал сухой чабрец, на стенах, обмазанных коровьим навозом, развешаны сбруя, дуги, в углах кучи хламья. Обитая мешковиной дверь вела в совершенно пустую комнату с огромной печью посредине. Одна ставня снаружи была притворена, и сквозь пыльное, затянутое паутиной окно в комнату сочился слабый свет, на крашеном полу отчетливо отпечатались чьи-то большие следы, они почему-то напугали Дину, и она быстро выбежала на улицу к машине.

Все, что привез Петренко, предназначалось яслям: посуда, мыло, разные вещи, в тюках постели и кипы детской одежды, в ящиках и мешках продукты. Все это Петренко вначале сбросил на землю, а теперь стаскивал в дом.

- Давай помогай, - сердито бормотал он, подсовывая, однако, Дине тюки полегче, - койки ще подвезут. Ну ладно, хватит, это я сам.