Новый выпад Фленса наткнулся на выставленную ногу Гаунта. Удар мгновенно вышиб весь воздух из легких янтийца. Полковник повалился на своего противника, и его пальцы тут же сомкнулись на шее Гаунта. До слуха комиссара донеслись голоса троих Патрициев, выкрикивавших имя своего командира.
Хватка становилась все сильнее, Гаунт чувствовал близкое удушье. Крик «Фленс!» сменился родовым именем полковника, которого он так давно лишился:
— Дерций! Дерций! Дерций!
Дерций. Дядя Дерций. Фесов дядюшка Дерций!..
Прямым ударом Гаунт сбросил с себя Фленса. Изо рта янтийца брызнула кровь. Не останавливаясь, Гаунт обрушился на полковника. Три, четыре, пять точных ударов…
Опомнившись, Фленс вложил всю силу в удар. Гаунт снова беспомощно распластался на земле. Янтийский полковник вырос над ним, занося острый каменный обломок для удара.
— За отца! — взревел он.
— За моего отца! — парировал Гаунт.
Танитский нож вспорол воздух и пронзил череп Дерция. Крик Фленса захлебнулся кровью. Шатаясь, полковник отступил на шаг и опрокинулся в лужу. Брызги черной жижи.
Гаунт просто лежал среди каменного крошева, чувствуя свинцовую боль во всем теле. Остались те трое. Они…
Грянули выстрелы: старинная винтовка, лазган и шипомет. Гаунт с трудом поднял голову. Маколл, Роун, Ларкин, Каффран и Браг. В темноте остывали трупы янтийцев.
— Нам надо…. на поверхность… — прохрипел комиссар.
— Да, мы туда и идем, — бросил Роун.
Браг подобрал бесчувственного Домора. Заставив себя встать, Гаунт подошел туда, где лежал Дорден. Врач все еще дышал. Выстрел только обжег его, как и Гаунта. Темнота выпила зарядное устройство лазерного пистолета почти до дна. Комиссар поднял тело Дордена. Каффран и Маколл попытались помочь ему, но Гаунт оттолкнул их.
— У нас мало времени. Давайте выбираться.
Подземный взрыв уничтожил большую часть капища Примарис на Меназоиде Эпсилон. Пламя не утихало очень долго. Одержав победу, имперские войска покинули планету и вернулись на транспортные корабли.
Гаунт получил личное письмо от Макарота, в котором военмейстер поблагодарил его за проявленное мужество и поздравил с успешной операцией.
Скомкав листок, Гаунт просто выкинул его. Перевитый бинтами, он с трудом шагал по палубе бортового лазарета «Наварры», осматривая раненых. Домор, Дорден, Корбек, Браг, Ларкин и еще добрая сотня…
Проходя мимо койки Корбека, он услышал хриплый шепот. Комиссар подошел ближе.
— Роун сказал, вы нашли эту штуку. И взорвали. Откуда ты знал?
— Что знал, Корбек?
— Откуда знал, что делать? Тогда, на Пирите, ты сказал, что нам выпал тяжелый путь. Потом мы узнали, за чем гонимся. И все равно ты молчал. Только ты мог знать, что делать с этим «сокровищем». Так почему ты решил его взорвать?
— Потому что так было правильно, — улыбнулся Гаунт. — Ты и представить не можешь, что я там увидел, Колм. Знаешь, люди порой делают безумные вещи. Фес, будь я таким же безумцем, я бы сам попытал счастья… И если бы мне повезло… Кто знает, быть может, я стал бы военмейстером. Или каким-нибудь императором…
— Император Гаунт, надо же… Да, звучит. Только богохульством отдает, по-моему.
Комиссар вновь улыбнулся.
— Это было так странно… Сокровище цвета Вермильон, веками хранившееся на Меназоиде Эпсилон, оказалось проклято Хаосом. Это ересь, Колм. Мерзкая штука, с какой стороны ни посмотри. Но если честно, я взорвал ее не поэтому.
— Шутишь? — Корбек усмехнулся в кулак. — И почему же тогда?
Ибрам Гаунт подпер голову руками и вздохнул, как может вздыхать человек, сбросивший с плеч непомерно тяжелый груз.
— Кое-кто попросил меня об этом, полковник. Много-много лет назад…
Посреди заснеженного двора при свете походной печки четверо гирканских солдат нарезали фрукты. В подвале они нашли несколько бочек и, недолго думая, вскрыли их. Внутри обнаружились большие круглые плоды, летний урожай, засоленный в пряном масле. С громким смехом и шутками они разрезали их штыками на постаменте ближайшей каменной опоры. Кто-то из гвардейцев стащил из кухни большое серебряное блюдо. Гирканцы выкладывали на него сочные дольки, собираясь отнести их в гостиную, где большая часть полка праздновала победу.
Ночь неслышно кралась по разбитым крышам зимнего дворца. Холодные небеса мерцали россыпью ледяных огоньков. Комиссар-кадет, которого называли Мальчиком, рассеянно прогуливался по двору и слушал тишину. Откуда-то со стороны каменных ступеней доносились веселые крики, смех и пение. Гаунт улыбнулся. Он расслышал знакомый казарменный гимн победы. Его нестройно голосили четыре десятка гирканцев. Кто-то заменил в стихах имя героя на имя самого Гаунта. Конечно же, оно не укладывалось в размер, но солдаты все равно пели этот куплет с еще большим воодушевлением.
Кадет повел плечами, чувствуя боль от непрестанных похлопываний, которыми сопровождалось каждое поздравление с победой. У него даже появилась надежда, что теперь его перестанут звать Мальчиком.