Первый из могикан

— Да ничего не надо было думать. Ты, мам, за меня не беспокойся, ты беспокойся за тех, кто мне мешать станет, я ведь им больно могу сделать. А что на улицу не выходила — правильно, умница ты у меня… — Ольга на мгновение вспомнила дом на Котельнической, и ее едва не передернуло. Не стоило развивать эту тему. — Знали мы, что бунт эксменов всегда возможен, в том числе и такой жуткий, как при Анастасии? Знали. Со школы знаем, как дважды два. Чего удивляться-то? Нормальное явление, вроде стихийного бедствия, только лучше, потому что с ним легче справиться, чем с землетрясением. Все уже, все. Справились. Ты успокойся, мам, теперь все уже в порядке, твоя полиция тебя бережет…

Обняв Ольгу за шею, мама чуть всплакнула. Ох-ох, доченька моя… Ах-ах. Первоматерь Люси, к чему эти нежности? Вон у Галки Васюкевич мать генерал-майор в Министерстве порядка, свирепо держит дочь в тонусе, поблажек не дает и ненужностей ни ей, ни себе не позволяет. Потому-то Галка уже старшина с хорошей перспективой дальнейшего роста, а вовсе не потому, что мамочка — генерал. Расслабься Галка — мамочка ей сама всю карьеру поломает. Лично приложит руку. Железный человек. Впрочем, только так и надо.

Хуже того — только так и можно. Читай, мама, историю. Что случалось со всеми без исключения господствующими расами, народами, племенами, как только они, самоуспокоившись, заплывали жирком? От иных и могил не осталось. И нет разницы, кто господствует — племя, раса или пол, — закон един для всех. Настырные, свирепые, сильные телом и духом процветают за счет дряблых и инертных. Внутривидовая борьба, если угодно. Разве кто-то освободил от нее человечество? Нет, и это правильно. Вечная борьба не дает выродиться. Жаль, что ты, мама, не боец, ты из инертного большинства, но ты хотя бы мне не мешай, ладно?

Вслух она сказала только:

— Найдется что-нибудь пожевать, мам? Умираю, есть хочу.

Нашлись только подсохшие остатки вчерашней кулебяки. Запивая их чаем, Ольга снисходительно выслушала финальную часть маминых причитаний. Потом, спохватившись, включила экран настенного телеприемника. По всем каналам шли исключительно репортажи с мест событий, и таких мест оказалось гораздо больше, чем виделось из Мытищ или даже из центра Москвы.

Шли репортажи из других городов. Шли репортажи со всех континентов. Танки на улицах Лондона. Боевые вертолеты над Рио-де-Жанейро. Горящий нефтяной терминал — не поймешь где. Уличные бои в Шанхае. Трупы. Горящая бронемашина. Кровавая каша в священном городе Найроби! Ого!.. Захлебывающаяся от волнения чернокожая корреспондентка кричала в микрофон, что храм Первоматери, к счастью, не пострадал. Сообщалось также, что с минуты на минуту в Лиме завершится закрытое чрезвычайное заседание Верховной Ассамблеи, рассматривающей просьбу мирового правительства о предоставлении ему чрезвычайных полномочий. И сейчас же пошел неожиданный ролик о космофлоте — как будто космический корвет пошлют бомбить резервации эксменов! Черт знает что!..

— Мне звонили?

— Со службы? Раз десять.

— Пойду помоюсь. — Ольга сладко потянулась всем телом. — Горячую воду у нас, случайно, не отключили, нет? Вот и ладно. Душ приму, а то в ванне, боюсь, засну. Ты, мам, не переживай, все страшное уже позади, все уже…

Теперь это надо было произносить вслух время от времени — Ольга маму знала. Для тех, кто рожден чересчур правильными, весь мир вечно и неизменно катится по одним и тем же рельсам, прямым и гладким. Без стукотни на стыках и стрелках. Поворотов они стараются не замечать. А ведь и путь может быть криво уложен, и какая-нибудь шпала может сгнить, и бурный ливень способен вымыть в подсыпке промоину, подвесив рельс в воздухе… Тут знай держись, не падай!

Раздеваясь в ванной, Ольга весело показала зеркалу зубы. Р-р-р… Тигра. Не овца. Обидно, что чем дольше длится спокойствие, тем больше беззащитных овечек. Вроде Дарьи Аглаевны с ее доберманом. Вроде мамы. Нет, мама, насчет идеальной гармонии в мире ты не права. Не будет ее. В каком-то смысле даже хорошо, что эксмены вдруг взбунтовались, отчаянно и свирепо. А мы их порвали. Ольга стянула с себя белье, швырнула на пол, пустила воду и заплясала под струями. Ух, хорошо!.. Какой день! Несмотря ни на что, какой чудесный день! Пусть эксмены снова полезут шакальей стаей. Мы их снова порвем. Ха! Не они же нас…

Намылившись, Ольга безжалостно растерла тело жесткой рукавицей. На миг появился соблазн хотя бы сегодня воспользоваться мягкой губкой, дать себе роздых, позволить толику комфорта… Нет уж. Это для овечек. Или лет через сорок, когда начнет одолевать дряхлость. Ольга была довольна своим телом и не собиралась потакать его прихотям. Она даже любила свое тело, иногда подолгу вертясь нагой перед зеркалом. Верка, психолог из подросткового отдела, уверяла, будто любоваться своей внешностью — атавизм древних времен. Ну и пусть. Зато какой приятный атавизм!