Первый из могикан

Но чаще встречи оканчиваются миром. Идут куда то трое странных, ну и пусть себе идут, раз никому не мешают. Добычи и развлечений в бабских запретных кварталах хватит на всех. Во как они, стервы, жили, во как! Нам бы так. Ничо, теперь и мы поживем как люди, жаль только, что один лишь день. Зато это наш день!

Пир во время чумы. И что-то мне это сильно напоминает, только масштаб не тот. Уж не Ананке ли?..

Мы вынуждены заложить большой крюк, обходя пожар. Опять горит целый жилой квартал. Длиннейшие, закрученные в тугие спирали языки пламени алчно облизывают стены многоэтажек. Ревет огонь, на верхних этажах воют мародеры, отрезанные пламенем. На асфальте труп старухи с размозженной головой. Рядом труп девочки лет восьми. Не хочется и смотреть. Почему они не эвакуировались? Отказались, не поверив в страшное? Не досталось места в убежище? Ловлю себя на мысли: старухе повезло, она умерла быстро…

Стелющийся удушливый дым. Догорающие или только разгорающиеся здания. Остовы сгоревших автомобилей. Бей, круши, однова гуляем! Единственный и последний разочек! Эх, и гульнем же, смертнички!..

Есть такие, кто, согнувшись, тащит барахло в сумках и наволочках, но их мало. Большая часть громил просто громит. Акт мести, так сказать. Они очень торопятся, боясь не успеть разгромить все до основания, не оставив и следа от атрибутов запретной для них и потому жгуче ненавидимой чужой жизни. Они знают, что ответное возмездие не заставит себя долго ждать.

Хотя, конечно, знают не все. Многие вдрызг пьяны и слезливо счастливы, иные допились до отключки, а этот вот, ахнув бутылку о стену, со всхлипами и собачьим подвыванием полосует себя осколками вдоль и поперек. Ему очень жалко себя, но разве не он теперь хозяин своей жизни, а? И жизни, и смерти, вот как! Попробуй только отобрать у него стекло — не сметь! Прочь, дети грязи! Я сам! Я все могу! И так могу, и этак могу-у-у…

С диким криком, кувыркаясь в свободном полете, скользит вдоль стены еще не дымящегося здания нелепое тело и звучно впечатывается в мостовую. Эксмен, однако. Пьяный самоубийца? Выброшен подельниками? Осознал ближайшую свою перспективу? Кто его знает, теперь не спросишь…

А кое-где над городом уже кружат вертолеты. Не те, что нас гоняли, другие. Очень скоро к столице подтянутся покинувшие убежища войска, в ключевых местах будут выброшены десанты, и спустя малое время наступит логический финал. Между прочим, я совсем не уверен, что будут пощажены те робкие, кто поостерегся покидать городские эксменские резервации. Скорее уж в живых будут оставлены те, кто еще уцелеет к тому моменту, когда мстительницы утомятся мстить, а начальство прикрикнет на них в том смысле, что надо же кого-то и оставить, как можно скорее употребив для насущных работ…

Но кружащие без ясной цели вертолеты мне уже очень не нравятся. С часу на час начнется. Я надеялся, что нам будет отпущено больше времени.

— Тим! — раздраженным голосом зовет Шпонька.

— Ну? — Я оборачиваюсь.

— Куда мы идем?

— Прочь из города, куда же еще. Он нам помог, а теперь мешает.

Ответ удовлетворяет Шпоньку только на минуту.

— Ти-и-им!

— Чего тебе?

— Нам не туда. — Он уверенно тычет своей арматуриной в боковой переулок. — Вот так будет гораздо ближе.

— С чего ты это взял, раз в Москве впервые?

— По солнцу определился.

Надо же. Следопыт какой. И солнца-то почти не видно — в городе его то дом застит, то дым…

— Пожалуй, ты прав, — признаю я.

— Ну?..

— Знаешь, ты иди, если хочешь. Я не держу. А у меня тут еще есть одно дело. Нет, даже два…

— Какие у тебя могут быть дела?

Шпонька обижен, как ребенок. Он устал, он готов расхныкаться, и арматурину ему нарочно подсунули чересчур тяжелую. А тут еще взрослый умный дядя не желает посвящать его в свои взрослые мысли и планы… Обидно!

— Дело второе — найти транспорт, — терпеливо объясняю я ему. — Пешком уходить рискованно — далеко…

— А первое дело?

— Найти роддом или больницу с родильным отделением. Хочу проверить одну любопытную гипотезу.

— Другого времени ты не нашел? — теперь уже не выдерживает Мустафа. Мои товарищи переглядываются: не спятил ли я ненароком?

— Только сейчас и можно ее проверить. Другого времени не будет.

— Хм, — в сильном сомнении качает головой Безухов. — Ладно, веди. Вон там впереди — не больничные ли корпуса?

— А я, по-твоему, куда иду?!

Вблизи корпуса и впрямь оказываются больницей, причем пока еще не разграбленной и не подожженной. Это ей только предстоит. Когда безумные толпы громил обнаружат, что все спиртное в магазинах и квартирах уже разграблено, они непременно вломятся сюда за очищенным этанолом. Пока что больницу спасает высокая ограда, запертые калитки и стальные ворота. Высадить их нечем, а карабкаться через забор — лень. Поблизости полно более доступной добычи.

Мне тоже лень карабкаться, и я без слов преодолеваю забор нырком через Вязкий мир. Мустафа и Федор телепортируют следом за мной столь уверенно, будто занимались этим с пеленок.

Вот насчет пеленок мы сейчас и проверим…

Больничная территория пуста, как после чумы. Где тут родильное отделение? Ага, вот указатель…