Первый из первых или Дорога с Лысой горы

Вторая же группа, оккупировавшая угол поближе к барной стойке, кучковалась вокруг Самуила Ревазовича Грозного, лидера общественно-политического движения «Назад, чтобы вперед!».

Крепкий и статный, с военною выправкой, Грозный до слез умилял перезревших дам своими всегда идеально уложенными кудрями. Которыми мог он, однако, так непреклонно тряхнуть, что у половины парламента зуб на зуб не попадал.

Вторгшиеся в зал журналисты хотя и намеревались в основном поэкспериментировать с пропусками, быстренько поняли, что могут спровоцировать очередную баталию между Шляпой и Грозным, которые не просто проповедовали абсолютно противоположные политические взгляды, но и люто один другого ненавидели.

Грозный в открытую называл Шляпу наймитом западного капитала и обвинял его в том, что именно он, Шляпа, дорвавшись до кресла председателя кабинета министров, низверг страну в хаос и беспредел. За что, вне сомнений, ответит по всей строгости наших законов, когда он, Грозный, придет к власти.

В свою очередь Шляпа вполне интеллигентно величал своего оппонента пиплятью, что будто бы по-французски означает «болтун», и утверждал, что как раз такие вот грозные и есть те самые палки, которые прошлое вставляет в колеса реформам.

Прохор Валерьянович и Самуил Ревазович терпеть не могли друг друга до такой степени, что если один из них обедал в парламентской столовой, то другой в нее уже не входил. И наоборот.

Поэтому многие из журналистов, застав закадычных недругов в одном зале ресторана, сначала не поверили своим глазам и чуть было не перекрестились, а потом, коньячок отпробовав, рыбешечкой красненькой закусив, пошептавшись, решили порадовать себя очередным скандалом, а возможно и рукопашной. Поскольку все зиали, что Шляпа безрассудно горяч, а Грозный настырен и уперт.

Вот Паша Охламович из газеты «Нах Москау» и подал реплику. Да погромче, чтобы ее расслышали и за столиками с видом на Тьмаку, и сидевшие поближе к барной стойке:

— Ну до чего страну довели! У красной икры вкус пропал абсолютно, да и пахнет она теперь пометом.

Самые проворные из пашиных коллег поторопились включить диктофоны и телекамеры, приготовили фотографические аппараты.

Вилки с ножами перестали скрести тарелки, прекратилось бульканье по фужерам и рюмкам.

Все думали, что первым откликнется Грозный, всегда обличавший всяческие привилегии, а потому ругавший красную икру. А поскольку он считал себя большим знатоком сельского хозяйства, то любил поговорить о помете, удобрениях и яловых коровах.

Однако раньше Грозного в игру на этот раз вступил Шляпа:

— А вы, милостивый государь, икру-то ложками не потребляйте, — посоветовал он Охламовичу, — да руки перед тем, как сесть за стол, мойте. Тогда пометом вонять и не будет!

— Не лишним будет и физиономию вам всполоснуть. Она у вас от большого ума слишком уж чумазая, — в свою очередь съязвил Грозный, и его опричники опохмеленно загоготали.

В лагере журналистов воцарила растерянность… Шляпа и Грозный не тянут в разные стороны? Не бросаются друг на друга? Вроде как поддерживают друг друга?

И растерянность эта переросла чуть ли не в панику, когда Грозный через весь зал обратился к Шляпе следующим образом:

— Уважаемый Прохор Валерьянович, как вы отнесетесь к предложению сгонять партейку-другую в шахма тишки? Или вы преферанс предпочитаете? Так можно и в преферанс!

Все находившиеся в зале услышали, как раздраженно жужжит, толкаясь в оконное стекло, невыспавшаяся муха. И все слушали ее секунд тридцать, пока Шляпа не допил сок и не ответил:

— А что? Заманчивое предложение! С вами, уважаемый Самуил Ревазович, я согласен хоть в домино посту чать… Только где и когда?

Грозный поднялся:

— Зачем откладывать? Пойдемте прямо сейчас!

Ну хотя бы ко мне в номер. Там и воздух посвежее.

А то здесь, с приходом этих господ, завоняло нестерпимо.

Шляпа выбежал из-за стола и устремился навстречу направлявшемуся к нему походкой большого начальника Грозному.

— Пойдемте, потом будет не до шахмат, — Грозный; жестом предложил Шляпе следовать впереди.

И они, улыбаясь, не отмахиваясь от повскакивавших телеоператоров и фотографов, бок о бок, поскольку предложение идти первым Шляпа не принял, двинулись к двери, уводившей из ресторана в коридоры гостиницы.

Паша Охламович безжалостно кусал губы, силясь понять, что бы все это значило. А его соседка по столику Ангелина Тютюк, работавшая на четыре зарубежных радиостанции и еженедельник «Анаконда», зашептала в прижатый к чувственным губам диктофончик:

— Похоже, фестиваль в Твери преподнес первую настоящую сенсацию. Прохор Шляпа и Самуил Грозный впервые публично пожали руки и по обоюдному согла сию направились в апартаменты Грозного играть в доми но. То есть подтвердились предположения о том, что фестиваль задуман для того, чтобы политические лидеры смогли найти общие интересы и навести мосты между своими позициями. К чему это может привести, чем обернется для страны, для рядовых граждан, пред сказать не возьмется никто…