Схватив себе на тарелку всего понемногу, из того, что наготовил дядя Пит, я принялась есть. Расстроенные чувства вовсе не сказались на голоде, и я с вдохновением поглощала яичницу с беконом и фасолью, не смотря на странное сочетание, так как была она очень вкусной. Честно говоря, слишком вкусной, что я даже начала предательски подумывать, что рада переезду дяди Пита, если такой завтрак будет каждый день. Желудок и мозг вступили в подлый сговор против гордости, и эгоизма, и пока что выигрывали с перевесом. Все что поможет им выиграть, так это хороший десерт, но к моему счастью такового не было. Зря, я бы сдалась без боя…хотя нет, одним завтраком не перекрыть те дыры, что начнут вскоре возникать в этом доме в нашем с мамой общении. А они будут, я ведь не просто что-то себе выдумывала, я даже уже знала, по какой схеме все будет происходить. Сначала мама будет разрываться между нами двумя (до рождения ребенка), ее будет мучить чувство вины по отношению ко мне, каждый раз, когда ей придется выбрать дядю Пита. Потом она просто постарается делать вид, что ничего такого не происходит, постарается самой себе соврать, что наконец-то все хорошо, да и я не такая уже и маленькая. А следом придет худшая часть — рождение ребенка, когда обо мне она уже редко будет вспоминать, ну если только я не попаду в больницу, или еще что-либо подобное. И самая лучшая часть, чувство вины, которая она так долго приглушала, начнет прорываться, когда мне, в конечном счете, уже будет наплевать, потому что я перестану быть частью и этой семьи, и буду ненавидеть их, как и отца с Карен. На это как раз уйдет те полтора года, которые мне остаются до вступления в колледж. А когда я рвану учиться, подальше отсюда, а может просто отсюда, меня ничто не будет удерживать в этом доме, и я не буду хотеть приезжать на выходные и каникулы. Ни в этот дом, ни в тот, что в Денвере, где живет отец, словно у меня и родителей нет.
Все это промелькнуло в моей голове, пока я ела, и не обращала внимания на тишину за столом. Только спустя время я сообразила, что мама и дядя Пит, пялятся на меня, видимо ожидая от меня каких-то скандальных действий. Я же на самом деле была слишком уставшей, и потерянной от представшей в моем сознании картинки будущего. Не самого радостного будущего. Я им машинально усмехнулась. Хорошо, что они не восприняли это, как мое хорошее настроение, и не стали облегченно вздыхать. Как я понимала, вечером нам предстоял разговор, который не имело смысла затевать, так как оба они собирались в данный момент на работу. А разговорчик предстоял еще тот, и если бы я не знала, что и Рэнд поехал на работу, то рванула бы к нему домой прям сейчас. Хотя об этом стоило задуматься, может, я могу к нему поехать? Не стоило ему делать сюрпризы, и я решила, что стоит перезвонить прежде чем ехать, но сделаю я это лишь когда эта парочка уберется из дому. Мама может с ревностью отметить, что я больше не советуюсь с ней, а только с Рэндом, но ведь она в данном вопросе заинтересованное лицо. Да и вообще с того дня, как я начала встречаться с мальчиками, я редко с ней советовалась. Даже не верится, Рэнд реально стал моим лучшим другом за этот месяц, потому как то, что я рассказывала ему, даже не сказала бы маме. Я никогда не была ни с кем так близка, как с ним, действительно никогда.
Трубку он не брал долго, что я даже отчаянно хотела сдаться, и просто подождать окончания его смены, но неожиданно он поднял телефон.
— Уже соскучилась? — голос был усталым, но веселым, что обнадеживало.
— Почти. То есть конечно же, но я звоню в эгоистических целях. Можно приехать к тебе на работу? Это не будет для тебя проблемой?
— Уау, думал, ты никогда не захочешь заехать ко мне в гости, боялся, что тебя ранит вид того, как твой парень с комплексом рыцаря разносит заказы. — Рэнд рассмеялся, и на душе потеплело, не смотря на то, что он явно надо мной потешался.
— Это значит да?
— Да, оно самое и значит. У нас сегодня отличные кексы и чизкейк.
— Это то что нужно, — желудок протестовал что его оставили без сладкого. При этом я подумала, что нужно будет и домой привести что-нибудь на вечер. А вечер я уже себе представляла — наверное, если бы я умела пить, то что-либо выпила для храбрости. Но для меня это просто может закончиться сном на диване.
Мое настроение улучшалось при мысли, что я увижу Рэнда, и я вовсе никогда не думала о нем, как об официанте, а тем более пренебрежительно, как считал Рэнд. Точнее говоря я вообще редко задумывалась о его работе, и уже давно представляя его в белом медицинском халате, в котором он будет разгуливать когда станет врачом. Не смотря на то что он еще не решился, пойдет ли в медицинский, я была уверена в этом. И если он часто говорил о хирургии, в моем воображении он был педиатром, возможно, после того, как он мерил температуру Джонни. Но он точно будет врачом, я это знала, чувствовала. Такой дар доброты к людям не мог просто так пропасть.