Утром мы вышли к переправе. Передовые части уже вели бой на той стороне реки. Речка Белая, горная, прозрачная, быстро бежала, не скрывая артиллерийских снарядов, которые побросали в нее удиравшие большевики, у которых их было слишком много.
Неприятельская артиллерия старательно обстреливала переправу, но без особого успеха. Мост был цел. Сзади нас наша артиллерия стреляла куда-то вправо. Бой разгорался. На той стороне моста генерал Корнилов лично останавливал все повозки и всех способных носить оружие ссаживал и выстраивал. Когда я подошел к этой группе людей, нас уже было человек около 200. Нас разбили на взводы человек по 25–30 и повели. Знаменитый керенский герой, так называемый «матрос» Баткин, незаметно смешался с толпой свиты генерала Корнилова и не пожелал рисковать своей драгоценной жизнью.
Командовал нами пожилой близорукий подполковник, весьма невоинственного вида. Он повел нас налево к камышам, где нам приказано было залечь и ждать приказаний. Я до сих пор не участвовал в этом походе в бою. Под Кореновской нас вывели в охранение, но, кроме разрывов, и не очень близких, мы ничего не видели. Под Березанской большевики слишком скоро уходили, чтобы видеть их. Под Усть-Лабинской нашу группу, бывшую в охранении, обстреляла артиллерия, но участия непосредственного мы не принимали.
Здесь дело казалось серьезнее. Впереди нас была долина и потом довольно высокие холмы. Пока мы сидели и курили, к нам подошли барышни Энгельгардт, которым я стал читать «Всадника без головы», что заставило их задремать под лучами солнца.
Вскоре, однако, нас рассыпали цепью, и мы медленно стали подходить к холмам, прикрывая с левой стороны обоз. Нашим отрядом командовал Георгиевский кавалер полковник Дейло. Как оказалось, нашей задачей было пройти по возможности левее, чтобы прикрыть обоз, входивший в узкое дефиле.
Перед нами проходила какая-то часть. Впереди с офицерами шел мой знакомый, капитан Капелька. Увидев нашу сборную команду из старых офицеров и вооруженных штатских, он весело закричал нам, что мы «обозный легион смерти». Больше я его не видел. В этом бою он был убит.
Мимо нас проехал генерал Романовский, начальник штаба генерала Корнилова, и приказал двигаться вперед на холм. Артиллерия большевиков заметила и нас, и обоз, и снаряды стали рваться ближе. Мы быстро пробежали к оврагу и стали взбираться на крутой склон. Местность отсюда была довольно ровная, но большевиков видно не было. Однако они еще недавно были здесь, так как кое-где лежали их трупы.
Как только мы взобрались на склон, нам было приказано продвигаться как можно скорее вдоль холмов по направлению обсаженной дороги и нескольких сараев и выбить оттуда большевиков. Я впервые участвовал в атаке. В той войне, будучи телефонистом, мне не пришлось с оружием в руках участвовать в боях.
Лишь только мы показались на гребне, по нас открыли ружейную и пулеметную стрельбу. У построек стали заметны перебегающие фигуры. Несколько человек из нас, и я в том числе, побежали к каменному сараю, мы залегали, стреляли и вновь бежали.
Как тяжело было мне бегать. Когда-то я был одним из первых бегунов Петербурга, но теперь я задыхался, ноги по вспаханной земле не шли, противника я не видел и стрелял из своего очаровательного мексиканского карабина больше наугад.
Было очень жутко, и противен был свист пуль, особенно когда затрещал пулемет. Мы оторвались с одним офицером сильно влево к небольшому сарайчику, откуда по нас стреляли. Подойдя к нему, мы залегли и стали стрелять. Мне страшно стало думать, что там сидит какой-то русский человек, который старается меня убить, и в то же время поднималось какое-то чувство спорта, желание его покончить. Очевидно, он успел выбраться до нас, так как, когда мы вошли в сарай, никого в нем не было. Лежала бутылка от водки, к сожалению пустая, вещевой мешок и краюха хлеба, которые я забрал.
В это время снизу, с той стороны реки, по нашей цепи открыли артиллерийский огонь. Я, повторяю, был совершенным дилетантом в этом деле и не соображал ясно, какова моя задача. Задыхаясь на перебежках, я смотрел только на то, как бы мне не отстать от других, и незаметно с моим соседом мы все более уходили налево.
В это время над самой нашей головой разорвалась шрапнель и зашуршала по прошлогодней соломе. Мы упали на землю. Впечатление было такое, что нас должно было тронуть, но, подняв голову, я увидел совершенно целого поручика Гаусмана и в двух- или трехстах шагах убегающую фигуру здорового, плотного человека с винтовкой в руке.
Мы бросились за ним. Это был, очевидно, тот самый, который отсиживался в сарае. Он залег за бугорок и стал в нас стрелять. С каким удовольствием старался я попасть в этого соотечественника, как глубоко оскорбительными казались мне его пули, свиставшие около нас. Мы стали обходить его с боков, обстреливая неудачно его. Справа от нас, когда мы уже видели его рыжую голову, неожиданно появился офицер в бурке и закричал нам, чтобы мы его взяли живьем.