Первый кубанский («Ледяной») поход

Штабные чины в штабе после сдачи своего поста Алексееву называли генерала Корнилова «Ваше Превосходительство», а чины ниже генерала называли «Ваше Высокопревосходительство», конечно, кроме комитетчиков, называвших генерала Корнилова просто «господин генерал». Единственный из всех генералов генерал Деникин называл Верховного по имени и отчеству.

В какой одежде генерал Корнилов вышел в поход?

9 февраля 1918 года Верховный впервые вышел в поход в военной форме. Он был в кителе с полными генеральскими погонами, то есть без звезды, брюки темно-синего цвета с широкими генеральскими лампасами, и в высоких сапогах без шпор. Сверху кителя он носил простую солдатскую шинель, переделанную в полушубок. На плечах – генеральские погоны. На голове он носил солдатскую папаху с белой повязкой, как простой доброволец. Никаких орденов и других украшений как гражданского, так и военного характера он не носил, за исключением обручального кольца и другого, с китайскими буквами. Это кольцо служило ему печатью, которую он ставил на важных письмах, с которыми посылал меня в штаб и в иностранные миссии. Кольца эти он носил на безымянном пальце правой руки. Свой шейный крест на георгиевской ленте, офицерский крест 3-й степени на георгиевской ленте и орден Почетного легиона, украшенный лавровыми листьями, на темно-зеленой ленте Верховный еще в Быхове снял и упаковал в маленький кожаный бумажник, в котором, кроме этих вещей, он носил при себе некоторые личные документы, записи, список имен людей, количество снарядов, оставшихся в зарядных ящиках в каждом батальоне, патронов у генерала Эльснера.

Среди этих вещей находилась «Молитва офицера», которая очень понравилась Верховному, когда впервые за столом в Могилеве прочел эту молитву полковник Галицин. Верховный попросил полковника Галицина напечатать ее ему на отдельном листе. Все эти вещи с окровавленным кольцом, которое снял я с пальца Верховного, я передал Наталии Лавровне в Новочеркасске. Также карты с кровавыми пятнами Верховного я вручил генералу Романовскому собственноручно.

В момент взрыва Верховный сидел за столом, одетый в полушубок, и на голове была папаха. Между ногами находилась его неизменная палка, преподнесенная ему в станице Ольгинской полковником Симановским. На рукоятке ее была надпись, вырезанная ножом: «Орлиное Гнездо. 1915 г.». На столе на карте лежала какая-то бумага, на которой Верховный писал резолюцию. Левая рука его лежала на бумаге. Он сидел ко мне в профиль, когда я показался в двери с чаем и куском белого хлеба, добытого для него от моего верного вестового Фоки. Эта было в момент взрыва.

Что он вам сказал, посылая достать русский флаг?

12 февраля 1918 года в станицу Ольгинскую прибыли, во главе с господином Краснушкиным[107] (он же Виктор Севский), другие газетные репортеры, просившие Верховного уделить им несколько минут. Главным образом их интересовала быховская жизнь Верховного и его бегство из Быхова на Дон. Но Верховный, обращаясь ко мне, сказал: «Хан, расскажите им, пожалуйста, все, о чем они вас спросят. Вот вам, господа, хан, мой близкий человек, он был со мной в Быхове, сделал очень много для нас всех и бежал вместе со мной, перенося все тяжести сидения в Быхове и похода. Он знает мою жизнь в этот период и может рассказать о ней так же, как я сам, а меня вы извините, я занят. Атаман Попов и другие ждут меня». С этими словами Верховный вошел в столовую, к ожидавшим его лицам. Там были, кроме Попова, следующие лица: генералы Деникин, Алексеев, Романовский и Сидорин. Они должны были совещаться относительно совместной борьбы против большевиков.

Во время моего рассказа господам репортерам пришел полковник Симановский, питавший большую симпатию ко мне за мою верную и преданную службу Верховному и не раз просивший меня беречь этого великого полководца. Он под командой Верховного брал недоступный пункт на Австрийском фронте, так называемое «Орлиное Гнездо», и Верховный очень ценил этого храброго полковника.

Симановский просил меня при удобном случае указать Верховному, чтобы он имел свой значок, по которому на поле сражения войска легко могли бы видеть его и ординарцы могли бы легко найти его штаб. «Я дал эту идею генералу Романовскому, – сказал Симановский, – который меня резко оборвал, сказав: «Полковник, у нас есть более важные дела, чем какой-то значок, о котором вы говорите».

Около шести часов вечера Верховный показался в нашей комнате. Поговорив и пошутив с журналистами, он вышел на крыльцо. Я вышел за ним. Он обратился к генералу Попову, который в это время, после совещания, садился на лошадь, чтобы ехать к своим казакам. Полковник Сидорин уже сидел на лошади. «Значит, вы меня известите немедленно, как только поговорите со своими. Время не терпит! Вы сами знаете, в каком положении дела», – сказал Верховный. «Так точно, Ваше Превосходительство!» – ответил Попов и в сопровождении 20 казаков вместе с Сидориным уехал из станицы Ольгинской.