Первый кубанский («Ледяной») поход

Одна из телег провалилась на мосту. Приходилось ее вытаскивать. Опять задержка! А солнце поднималось все выше и выше. Наконец повозку вытащили, исправили гать, застлав ее нарубленным камышом. Обоз тронулся, медленно спускаясь с бугра и колыхаясь по мягкому настилу гати, переезжал и вытягивался в гору на том берегу.

Наша повозка переехала через гать и затем покатилась по гладкой убитой дороге. Лошади бежали рысью в гору. Мы спешили доехать как можно скорей. Конные разъезды подгоняли наших возчиков. Переезд должен был совершиться в темноте, чтобы нас не могли заметить из ближайшей сторожки. А солнце уже ярко светит. Видна насыпь и телеграфные столбы. Обоз мчится и влетает с грохотом в улицу станицы.

Было воскресенье. У домов на завалинках сидели разодетые по-праздничному станичники. На базарной площади толпа, в ярких цветах разряженные женщины, казаки в черкесках с галунами, в папахах с красным верхом. Звон церковного колокола разносился над всей этой пестрой толпой между рядами лавок, на площади возле церковной ограды. И странно было видеть этот праздничный люд, здоровый, рослый, с любопытством оглядывавший нас, едущих прижавшись по трое и четверо на повозках по базарной площади. «По роже видно, что большевик», – сказал угрюмо Ал. Ив., указывая на рыжего малого, который, глядя на нас, ухмылялся, полузгивал семечки, отплевывая шелуху. И опять как-то остро почувствовалось: «Кому мы нужны?»

Всю ночь мы промучились, иззябли, бока болят от тряски по мерзлой земле. А здесь, в каких-нибудь ста верстах от Ростова, где теперь идет кровавая расправа над беззащитными людьми, другие люди, тоже русские, все так же справляют праздник; рядятся женщины, веселятся молодые казаки, и нет им никакого дела до нас, захватят ли нас броневые поезда, зарубят ли и расстреляют большевики, погибнет ли генерал Корнилов. Мы шли освобождать Екатеринодар. Мы возлагали надежды, а встретили полную безучастность, как и на Дону.

Мы переехали мост через речку и поднялись далее в гору к железнодорожной будке у переезда. Возле будки стоял генерал Корнилов и офицеры штаба; генерал Марков в своей белой лохматой папахе, по которой издали можно было его узнать, как всегда подвижный, на ходу поздоровался с нами, быстро переходя дорогу.

На пригорке расположился вдоль дороги офицерский полк. Я увидел своих после тяжелого ночного перехода. Они говорили, что ничуть не устали. «Мы привыкли, все равно что на охоте», – сказал младший – это после 40 верст в ночную темь при стуже, от которой я насквозь продрог. Долина ровным скатом спускалась на далекое пространство. То тут, то там отдельные группы деревьев и внизу роща с ее серыми зимними сучьями. Направо речка быстро катила свои воды под мостом, а по ту сторону красивые здания мельницы и в садах белые хаты станицы. Круто поднимался другой берег. В нем была видна глубокая выемка, видны были телеграфные столбы и далеко белая будка.

Но вот возле будки показался черный дымок, и вслед из-за бугра на выемке выдвинулся черной точкой паровоз. Раздался резкий орудийный выстрел в утреннем морозном воздухе, и граната ударилась в черную землю пахоты в саженях 200 от нас. Опять удар, и опять граната высоко подняла кверху столб черной пыли и дыма.

Офицерский полк поднялся с привала – и заколыхались штыки. Повозки тронулись все быстрее и быстрее по дороге. С нашей стороны, откуда не было видно, тоже прогремел орудийный выстрел, другой, третий, и оттуда, где остановился в выемке поезд, неслись ответные удары. Мы отъехали уже далеко, но картина артиллерийского боя была перед нашими глазами.

В бинокль можно было хорошо разглядеть паровоз, стоявший на бугре, и ряд вагонов на повороте у выемки. Можно было видеть и разрывы снарядов. Один упал перед самим паровозом. Показались клубы черного дыма; поезд откатился назад, скрылся за бугор, и только черный дым, стелющийся по ветру, указывал на его быстрый отход. Солнце поднялось над горизонтом. Скользящие утренние лучи освещали широкую серую долину с искрящейся в солнечном сиянии водной поверхностью голубой речки. Мы сделали тяжелый ночной переход, но, несмотря на усталость, приходилось спешить все вперед, чтобы как можно дальше отойти от железной дороги.

Мы въехали в Кубанскую область. Селения и хутора, встречавшиеся нам на пути, резко отличались своими белыми хатами и ярко-красными черепичными крышами от донских селений с их дощатыми серыми строениями. Мы проехали, не останавливаясь, одно селение, и только в следующем небольшом поселке мы сделали привал.

Отыскивая, где бы остановиться и поесть, я зашел в белую маленькую хату на задворках среди огорода. Открыв дверь, я увидел старушку и с ней маленькую девочку. Больше никого не было в комнате. Жили ли они вдвоем в маленькой хатке, или другие ушли из дома, я не мог узнать. Старушка была глухая, а девочка оказалась такой запуганной при виде чужих людей, вошедших к ним с ружьями, что ничего не могла ответить. Старушка оказалась очень ласковой, сейчас же принесла нам сдобных пышек и сладкие печенья.