Первый матч

Семен не сомневался, что поступил правильно, отказавшись сменить команду, но все же где-то в самой глубине души ворочалось что-то неспокойное, темное. Что будет со спортивной карьерой?.. Вдруг нового шанса не представится и он так и останется на скамейке запасных?..

К счастью, сомнения эти разрешились самым наилучшим образом: после тренировки Макеев отозвал Бакина в сторону и попросил быть готовым в первом периоде матча с «Химиком» встать на ворота. Новость, словно струя чистой проточной воды, смыла всю ту муть, что осела в душе, дышать стало значительно легче.

* * *

Я дождался Антона у знакомого подъезда.

Уход с тренировки и разбитая физиономия товарища по команде – достаточный повод к такому визиту.

Антон появился разгоряченный и поспешно отвернулся, едва увидев меня.

– Что случилось? – спросил я, напоминая себе, что тренер иногда должен быть и нянькой.

– Еще спрашиваете, – огрызнулся он, и я увидел в нем молодого волчонка – именно такого, какими еще недавно были и другие ребята в команде. – Это я вас спросить хотел, что у вас с моей матерью?

– В смысле? – я нахмурился.

– Да видели вас! Видели, как вы в обнимочку в машину садились!

Он уже кричал, а лицо покраснело. Взрывной темперамент. Интересно, попытается ли дать мне в морду, как… Романенко?..

– Не кричи, береги голосовые связки, – посоветовал я. – Крик – это не аргумент в споре. Как и удар по лицу, заметим.

– А вы ушли от ответа. Вы спите с моей матерью?

– Нет. Не так важно, что ты думаешь обо мне. Гораздо хуже, что ты плохо думаешь о своей матери. И еще, Антон, она уже взрослая девочка…

Я не стал ждать ответа и ушел, вернее, ухромал, чувствуя на себе тяжелый взгляд одного из своих лучших игроков. Жизнь – непростая штука, и никогда нельзя делить ее на черное и белое.

Кстати, проклятое колено все не унималось, и ВасГен, присоединившийся к уговорам Юли, настаивал на посещении специалиста.

На следующее утро я не смог подняться с кровати, нога распухла, как у слонопотама, и свидание со специалистом все же состоялось. Вердикт был жесток: либо госпитализация, либо, в качестве послабления, полный постельный режим.

А у моих матч с «Химиком». И без того сложный, а учитывая то, что их тренер Жарский раньше занимался с «Медведями» и неплохо знает их сильные и слабые стороны, дело и вовсе дрянь.

* * *

– Мама, ну почему ты не сказала, что случилось с Макеевым?! – Антон переминался с ноги на ногу на пороге кухни, чувствуя себя непривычно виноватым.

– А почему я должна перед тобой оправдываться? – Юля лепила котлеты, не поднимая взгляда на сына. – Сергея Петровича чуть машина не сбила, когда он за моей сумочкой бежал, а ты думаешь, нужно было его на дороге бросить?

– Нет, – Антон еще помялся, – ну… прости… Я же не знал, что случилось. И что, у него с ногой все так серьезно…

– Как серьезно? – недолепленная котлета шмякнулась на стол.

– Воспаление какое-то, – Антон виновато развел руками, – ну не помню. Его в стационар упечь хотели, но он дома остался.

Юля молча смотрела на сына.

– Но знаешь, что еще плохо… Теперь Романенко за главного остался. Он у нас живо свои порядки наводить начал. Сергей Петрович Бакина в рамку поставить обещал на весь первый период, а Романенко не хочет. Говорит: «Где ваш Макеев? Он обещал – пусть и ставит, а у меня сидеть на скамье будешь!» Ну, меня вообще прессует. Из первой пятерки в третью перевел, по каждой мелочи придирается, надеется выжить-таки из команды. Но я не поддамся, не на такого напал. Вот Макеев говорил, что когда правый отступает, левый сразу правым становится… Мам, ты вообще слушаешь?

Юля вздрогнула и машинально провела испачканной в фарше рукой по щеке.

– Что? – пробормотала она. – Да, слушаю…

* * *

Отец не пришел. А ведь они должны были ехать на кладбище к маме. На годовщину… Миша нашел его во дворе, совсем пьяным.

Это было вдвойне подло, потому что отец действительно любил мать. И семья у них была дружная и счастливая, как у всех. В выходные обязательно куда-нибудь погулять выбирались. Зимой на лыжах, летом на пикник. Образцовая, можно сказать, семья. Им все соседи завидовали.

А теперь отец сидит в сугробе под забором, в грязных штанах, с ополовиненной бутылкой водки, и проходящие мимо ухоженные дамочки на каблучках, глядя на него, брезгливо морщатся.

Можно было отвернуться и уйти. Но не в этот день. Не в день памяти мамы. Хотя бы ради нее нужно сделать еще один шаг.

Миша присел перед отцом на корточки.

– Пап, я понимаю, когда ты забиваешь на работу, что тебе наплевать на меня, но мама…

Отец медленно поднял красное обветренное лицо. Морщинистые щеки блестели от слез.

– Прости меня, сын, – проговорил он, – прости. Ты не представляешь, как я ее любил. Она была маленькая и веселая, словно птичка. Идем мы с ней, и я иногда даже не верил, что это наяву… А теперь… – Он махнул грязной, с обломанными ногтями рукой и вдруг почти трезво посмотрел на сына. – А хочешь, я больше эту водку и в рот не возьму? Ради нее, ради Машеньки? Хочешь?

– Хочу, конечно…