Первый матч

Саша посмотрел на мать. Она, закрыв лицо руками, скрылась на кухне, откуда тут же донеслись громкие рыдания.

Отец ушел, мама плачет… Вот и вся польза от разоблачения.

– Мам, – Саша, пройдя за ней на кухню, коснулся ее плеча, – не плачь. И прости меня, я не мог смотреть, как он тебя обманывает…

Она отняла от лица руки. Щеки блестели от слез.

– Я знала… – проговорила женщина тихо. – Всегда знала… И молчала. Потому что не хотела его потерять. Потому что люблю его! Ты это понимаешь?!

Саша не понимал. Разве можно любить так, чтобы прощать любимому все, даже измену, даже подлость?! Стоит ли любовь такой самоотверженности? Нужна ли она, такая любовь?

Судя по маме, да, нужна.

А отец ушел. К одной из своих аспиранточек. Возможно, навсегда.

* * *

Кисляк снова пришел ко мне уже через несколько дней. Я замечал, что его капитанство стало для ребят поводом для шуток, но не сомневался, что Андрей, эксперт в болтологии, прекрасно с этим справится.

– Сергей Петрович, – он держался непривычно сковано и мялся на пороге, – в общем, давайте закончим ваш эксперимент. Пусть Костров станет капитаном, к нему вопросов меньше.

– Неужели? А в чем, собственно, дело?

– Достали!

Я покачал головой, затем подошел к офонаревшему от этих действий Кисляку и с самым заботливым видом пощупал его лоб.

– Ты не заболел, часом? А то сейчас, сам знаешь, эпидемия… – поинтересовался я.

Он недоуменно хлопал глазами.

– Ты хочешь сказать, что кто-то переострил самого Кисляка? Или ты все же просто болен?..

Теперь Андрей понял.

– А, ну да, – пробормотал он. – Подхватил насморк. Ну ничего, спасибо за лечение. Я не знал, что у вас степень по медицине.

Ну вот, что и требовалось: к Кисляку вернулась бодрость духа.

Тренировка прошла неплохо, а после нее ребята, собравшись в кучку, стали живо что-то обсуждать. Что-то тайное, поскольку при моем приближении все сконфуженно замолкали.

И только на следующий день я сообразил: ну конечно, у меня же юбилей. Ни много ни мало – тридцать пять лет. Я фактически забыл об этой дате и уж точно не ожидал устроенного мне сюрприза.

Ребята подарили шикарный плакат с фотографиями всех членов команды, смешной и вместе с тем очень трогательный.

«Вот она, моя семья», – подумал я, глядя на снимки. И это было немного грустно, потому что другой семьи у меня никогда не было. А я такой же человек, как все. Мне тоже хотелось бы приходить домой, где меня ждет жена и горячий борщ, смотреть вместе телевизор, ходить куда-то в выходные. Тридцать пять лет – солидный возраст, пора подводить итог. Итак, что у меня есть? Только ребята.

Когда-то я верил в счастье, но Ксения жестко обломала мне крылья. Я стал сторониться женщин – до тех пор, пока не встретил Юлю. И с ней все тоже пошло как-то не так. После того как мне удалось отправить Ксению домой, мы вроде помирились, но между нами возникла стена, которой не было прежде. Как из прозрачного пластика: вроде через нее все видно, а дотронуться не получается. Юля отдалилась и стала холодна.

Может быть, она вдруг перестала мне верить, и я не знаю, как вернуть эту веру, потому что жить без нее невозможно.

* * *

После того случая в ресторане, когда Алина ушла, едва увидела свою маму, Миша перестал ей верить. Он-то думал, что у него есть девушка, а оказалось – она с ним, если только этого никто не видит.

– Миш, прости за вчерашнее. – Она сама разыскала его на следующий день в спорткомплексе и подошла с виноватым видом. – Я просто не хотела расстраивать маму.

– И как долго ты не будешь ее расстраивать? Кстати, как твоя мама отнеслась к тому, что я за тобой бегал, бегал, а потом раз – и в ресторане с другой сижу?

Девушка не ответила, накручивая на палец кончик косички.

Пономарев вздохнул. Он и так не нравился Алининой маме. Совершенно очевидно, что после вчерашнего она с торжеством сообщила дочери, что была права в своих прогнозах и он, Миша Пономарев, законченный негодяй и донжуан.

– Миш, ну прости, я растерялась, а тут вижу – Танька…

Девушка попыталась обнять его, но Миша отстранился.

– Не стоит. Вдруг мама увидит, – сказал он холодно.

Если в отношениях есть ложь, лучше порвать их сразу, не дожидаясь, пока они станут совершенно невыносимыми. Да, трудно, да, больно, но другого выхода нет, Миша прекрасно понимал это.

* * *

Брат Егор все еще куковал в больнице, а вот Димка уже поправился. Пока еще не настолько, чтобы выйти на лед, но хоть прогуляться можно – и то хорошо.

Сегодня он встретился с Викой. Обсудили прошедшую олимпиаду, по итогам которой оба вышли в финал, поговорили о формулах, а потом пошли гулять по парку просто так – и это был прогресс. Димка, подпрыгивая, сбивал с веток снежные шапки. Они осыпались на Вику серебряным водопадом, и девушка смеялась. Было здорово.

А потом они зашли в кафе, чтобы согреться. В спорткафе, если точнее, – другого поблизости не оказалось. Там, как назло, транслировали хоккей. Очень трудно было отвести глаза от экрана и принять как можно более равнодушный вид. Каждую секунду помнить о том, что Вика ненавидит хоккей, что нельзя выдать себя перед нею. Очень сложная задача, потяжелее, чем на любой контрольной.