Первый матч

Я вскочил на ноги, подхваченный всеобщим ликованием, но тут же рухнул обратно на скамейку, ослепленный новой вспышкой боли.

– Сережа! Что с тобой, Сережа? Тебе плохо? Ты весь белый! – предплечье сжал рукав для измерения давления.

Я уже и сам понял, что после передозировки с ним проблема.

Лицо Юли всплыло надо мной словно из тумана, и мне потребовалось невероятное усилие, чтобы нащупать и сжать ее руку.

– Юля, пойдешь за меня? – спросил я, не отрывая взгляда от ее широко распахнутых глаз. Да, момент неподходящий… Хотя почему нет – может, как раз самый подходящий момент из всех!

– Дурачок… – Она промокнула мне вспотевший лоб. – Конечно, пойду… Если позовешь.

– Я зову.

– Тогда пойду! – Она помогла мне подняться. – Но сначала пойдем, постараемся привести тебя в порядок…

Мне было уже все равно. Ну и к черту это давление, хотя по испуганному лицу Юли видно, что это серьезно. Ничего, прорвемся. Сегодня я все же самый счастливый человек на земле, и мне просто должно везти!

Скрипнула, открываясь, дверь.

– Вот вы где. – Романенко выглядел на редкость мрачно. – Там какая-то фигня творится. «Химик» опротестовал результаты матча.

– Что?.. – вот теперь давление точно ни к черту…

* * *

– Ну чего, ребят, празднуем! – Кисляк оглядел друзей.

– Оле-оле-оле-оле! «Медведи» – чемпион! – дружно откликнулась команда.

– Отличный кубок, – Семен принялся разглядывать награду, – только я думал, он потяжелее будет.

– А ты в него шампанского налей, – посоветовал Андрей. – Знаешь каким тяжелым станет!..

– Я бы не торопился праздновать раньше времени, – послышался вдруг от дверей скрипучий голос. – В наш дисциплинарный комитет подан протест, надо его еще рассмотреть.

– Какой протест? – удивился Миша, глядя на судью.

– Игроков на матч нужно заявлять по всем правилам, – отрезал тот. – Дмитрий Щукин, номер первый, на поле был? Был. А в заявку не включен.

– Но как же это? – Дима растерянно оглядел товарищей. – Я приносил все нужные документы. И справку, и все остальное!..

Судья смерил его тяжелым взглядом.

– Послушайте, молодой человек, – проскрипел он. – Если я говорю, что бумаг нет, значит, их нет. Точка.

И он, не слушая возражений, вышел прочь.

– Вот это да! Все же было! Честное слово! – Дима едва не плакал. – Что же это такое?!

– Это – подстава, – тихо и очень серьезно сказал Егор, и в комнате словно повеяло ледяным холодом.

* * *

Казанцев паковал свои вещи, насвистывая какую-то веселую мелодию.

Пару минут я молча смотрел ему в спину и думал, что нет, оказывается, пределов человеческой подлости. Иногда достаточно только шагнуть в сторону – и все, ты уже на дне пропасти.

– Ну ладно я, а пацаны-то при чем? Их ты зачем наказал? – спросил я, чувствуя в горле тугой комок.

– Не понимаю! – оглянулся Казанцев.

– Конечно, не понимаешь. Романенко тебе все бумаги Щукина передал.

– Это он тебе говорит? И ты ему веришь? – Казанцев театрально выгнул брови и положил в коробку еще одну пухлую папку.

– Где справка Щукина? – снова спросил я.

– Понятия не имею, – бывший спортивный директор хитро покосился на меня. – Бумажка – такой непрочный материал. Можно порвать, можно сжечь, можно самолетик сделать…

– Ты сволочь, Вадим Юрьевич! – тихо сказал я, не сводя с него глаз.

– Потише, Сергей Петрович! – он выставил вперед пухлую потную ладошку. – Не кипятись. Тренер ты неплохой, но вот мозгов совсем нет, вертеться не умеешь. Никогда из тебя ничего путного не выйдет. В общем, бывай.

Я посторонился, чтобы случайно не соприкоснуться с этим человеком даже полой одежды.

Вот такой финал.

Грустный, не правда ли? Зато жизненный: это вам не глупая сказка, где добро торжествует, а зло, едва заслышав его бодрый марш, скукоживается и прячется в угол, а то и вовсе перевоспитывается. Сказки… сказки… Но иногда так хочется, чтобы они случались и в реальной жизни, пускай самые простенькие. Разве правда и упорный труд не заслуживают хотя бы самого маленького, самого завалящегося чуда?..

И чудо случилось.

Прошел целый месяц. За это время Юля умудрилась почти полностью вылечить мое колено, проявив настоящие чудеса любви и терпения. Я почти смирился с поражением и понял, что нужно жить дальше. Идти самому и вести за собой ребят, которым как никогда требовалась поддержка и вера в то, что справедливость все же есть на свете.

В их жизнях тоже произошли некоторые изменения.

Егор Щукин расстался с Мариной – и это хорошо, потому что она ему не подходила совершенно и, что ни говори, была совсем не его человеком. С Кисляком, как-то косвенно оказавшимся замешанным в их разрыве, Егор держался холодно и почти не разговаривал, но ребята не потащили это на лед – и это было главным, выходит, они чему-то научились…

Андрей Кисляк стал сдержанней и как-то спокойней. Постоянной девушки у него, насколько знаю, нет, но теперь возле него не мелькают постоянно сменяющиеся хорошенькие мордашки. Хочется надеяться, что это хороший признак. Да и то, что Андрей продал свою машину, чтобы найти средства для операции Саши Кострова, тоже говорит в его пользу.