Первый отряд. Истина

— Какие практические выводы мы можем сделать на основании сводки?

— …Церковь — опиум для народа? — предположил кто-то из «безнадежных».

Подбельский скривился.

— Никакая материя не вечна? — предположил кто-то из подававших надежды.

— Чушь. Величайшие алхимики мира побеждали распад материи. Какие еще варианты?

Мы предлагали варианты. Мы умничали. Мы говорили о боге. О ритуалах. О том, что ждет после смерти. Об элементах язычества в православии. О лицемерии церкви. О недопустимости такого рода осмотров. О святотатстве. О святости.

Подбельский слушал, белый от злости. Он прорычал:

— Все не то! Вы все купились на дешевые трюки. Вы заслушались ряженых. Вас отвлекли погремушками: «нетленность святых», «лицемерие батюшек», «наглость наркомов»… При чем здесь все это? Никто не лезет в гробы, чтобы доказать несостоятельность церкви! Цепляйтесь за истину. Не дайте ей ускользнуть. Смотрите только на факты. Шестьдесят три вскрытия. С декабря восемнадцатого по сентябрь двадцатого. Шестьдесят три!

Многовато для обычной разоблачительной акции, нет? Хватило бы и трех-четырех. Какие выводы? А? Да простые! Они что-то искали. Они что-то нашли. Там, в этих гробах. Я не знаю, что. Но мне важен сам принцип. Сам принцип обработки информации, данных. Не отвлекаться на тлен!

… — Так ты собираешься целовать или нет?

Я склоняюсь над крышкой. Пахнет тающим воском. И медом, и ладаном, и гнилью рокфора.

Прикасаться губами к тому, что так пахнет, нет никакого желания.

— Ну не хочешь — как хочешь, — разрешает отец Александр. — Тогда просто открой.

— Что?

— Стеклянную крышку.

не отвлекаться на тлен

— Зачем?

— Я должен отдать тебе кое-что…

не отвлекаться на тлен

— …Я — хранитель, а ты, дочь моя, воин…

важен сам принцип

— …В назначенный час Хранитель передает Воину оружие… Я подумал, так будет надежнее: без таможенного досмотра и прочее… Она там, под мощами, в чехле. Твоя катана. Вытаскивай.

Я не двигаюсь.

Он говорит:

— Подумай о своих мертвых друзьях. О своей мертвой сестре. О скорбях твоей матери.

Он говорит:

— Подумай, в конце концов, о себе. За тобой ведь придут. Всегда лучше иметь при себе на такой случай оружие…

Он говорит:

— Да ты просто боишься прикасаться к святым мощам адмирала?

Я киваю.

— Не бойся. Там в основном вата и тряпки. А под ними — чехол.

Я смотрю на темный, дымчато-серый клинок. Его сталь похожа на бархатную змеиную шкурку. Я смотрю на ее струистый узор и не могу шевельнуться.

— …Величайшая честь для меня передать тебе эту катану. Я делаю это так же, как в свое время отец Николай, царствие ему небесное, передал ее Надежде Руслановой. Это оружие, принадлежавшее древнему самурайскому роду. Этим оружием поражали демонов, духов и оборотней…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

«Ты можешь быть тяжелым и мрачным — это нормально. Но, созерцая сны, будь легче перышка. Безусловно, практика сновидения требует целостности и серьезного отношения, но качество серьезности здесь несколько иное — это серьезность беззаботного смеха, каким смеется человек, которому не о чем беспокоиться в этом мире. Только при выполнении этого условия искусство видеть сны превращает их в сновидения».

Карлос Кастанеда, «Искусство сновидения»

«Если ты принял решение убить человека, не нужно изобретать окольный путь, даже если действовать без промедления очень трудно. Ведь ты можешь утратить решимость, упустить удобный случай и поэтому не достичь успеха. На Пути Самурая главное — непосредственность, и поэтому лучше всего броситься на врага сразу же».

Цунэтомо Ямамото, «Хагакурэ Бусидо»

1

ОБОРОТЕНЬ

Мы до сих пор живем вместе. Две наши берлинские квартиры — беленькие и чистые, как мы сами, стерильные, как мы сами, одинаковые, как мы сами, — в основном пустуют, мы используем их только для выполнения специальных заданий. А живем вместе с ней. Старуха не отпускает нас от себя. Она как паук. Она как ребенок. Боится остаться одна в темноте.

Я открываю входную дверь и захожу в коридор. Нас двое, мы сильные, мы занимаемся спортом, потеем и бреемся, и мажем кожу лосьонами, и пользуемся дезодорантами, одеколонами, гелями… Но ее запах сильнее. В нашем доме всегда пахнет гнилью и старостью. Ее гнилью и старостью.