Первый парень на «горшке»

– Давайте, я с Рамилем схожу, – будто сделав большое одолжение всему колхоза, вперед вышла эта… которая бесит меня. Лена, кажется. Встав в позу так, будто на фотосессию припёрлась, уставилась на меня, видимо, ожидая, что я с благодарностью упаду ей в ноги за то, что она согласилась пойти со мной, хотя её и не просили.

– Я с Гу́сей пойду, – заявил коротко и, надеюсь, в этот раз доходчиво для блондинки.

– Не с Гу́сей, а с Августиной, – будто бы осадила меня Гусыня. На самом деле, вообще пофиг на ее её выверт.

– Но они же все называют тебя Гу́сей, значит, и мне можно.

Кажется, народ вокруг вдруг затих с особым любопытством стал к нам прислушиваться.

– Они меня, как и я их, знают с детского садика, ещё с тех времен, когда мы на соседних горшках сидели. А с тобой я знакома всего пару дней и не скажу, что это знакомство феерично и прекрасно.

– Ну, хочешь, можем вместе потом на толчке посидеть, – предложил я, прекрасно зная, что Гусыня не оценит мой «душевный» порыв.

– Думаю, после того, что мы там услышим, увидим и почувствуем, мы, вообще, не захотим друг друга знать, – неожиданно для меня она решила просто пошутить. – Так что остановимся на полных именах друг друга.

– Ладно, Августина, – специально выделил её имя. – Пошли воровать твою картошку.

– Но-но! – застопорил меня Лёха. – Ты подожди. Солнце совсем в лес упадёт, потом можно и на дело идти. Сейчас-то палевно.

* * *

– Мне категорически не нравится вся эта хрень, – шипел я Гусыне в затылок.

– Какая именно? Тебе много чего не нравится. Конкретизируй, – ответила она не обернувшись. Лишь продолжила пялиться через забор из травы, в которой мы сидели на корточках и ждали, когда во дворе, из которого мы собрались тырить картошку, замолкнет собака и скроется в будке. Хотя мне казалось, что скорее в мою задницу проберется какой-нибудь жук или червяк, пока мы тут сидим и ждём тишины.

– Вся хрень. Тут невозможно выбрать что-то одно. Сначала эта стрёмная площадка волейбольная с грязными столбами и сеткой. Хотя мы сейчас прошли мимо нормально освещенной площадки, где были нормальные металлически столбы и чистая сетка…

– Это детская! игровая площадка, и там играют только дети, и только в пионербол. Иди и предъяви детям, что они так сильно обнаглели.

– Ладно, – нехотя согласился я, но, так как уже завелся, то остановиться было сложно. – А ещё этот костёр… у реки, под каким-то вонючим деревом, ещё сидеть на каких-то палках. Будто обряд какой-то… Гитара ещё эта…

– Если это поможет тебе успокоиться и перестать ныть, то можешь поставить палку вертикально и сесть на неё, – отчеканила Гусыня нервно шипя.

Не сразу догнал, на что был намек, а когда понял, повалил её назад и уложил на лопатки.

– Я тебе сейчас так сяду на вертикальную палку! – рыкнул я и пробежался пальцами по её рёбрам, вынуждая девчонку сменить дерзость на тихий смех.

– Засранец, блин! – задыхалась она от смеха. – Так нечестно! Я всё папе расскажу!

– А нехер мне тут про палки вертикальные шутить, – с удовольствием продолжал щекотку и уворачивался от тонких рук, намеревающихся зацепиться за мои волосы.

– Прости-прости! Не знала, что для таких шуток должно было пройти ещё пару ночных вылазок за картошкой.

– Ну, всё! Капец тебе!

С новой силой и гораздо быстрее пробежался по ее ребрам пальцами. Не сразу сообразил, что короткая белая футболка на ней уже давно безбожно задрана, а сама она лежит на спине подо мной и извивается змеей в приступе смеха.

– Всё! Хватит! – резко выпуталась она, смеясь, когда я подзавис на моменте касания со спортивным топом под футболкой. – Слышишь? – отвлекла меня Гусыня от странных, нафиг мне не нужных, мыслей. – Тихо стало. Идём.

Коротко кивнув в сторону забора, девчонка резво перелезла через него и прихватила с собой тканевую сумку, в которой нам предстояло унести немного картошки.

Полез за ней.

– Давай эту, – шепнула Гусыня. Расправила сумку, достала из нее перчатки, сорвала охерительно большой пучок какой-то зелени и начала копать, как собака, которая нашла идеальное место для туалета.

– А нельзя было, зная, что будете жарить на костре картошку, дома её взять? – шептал я, воровато поглядывая на дом, в окнах которого не было видно света.

– Ворованная вкуснее. Не щелкай челюстями, складывай картошку в сумку. Одного куста нам хватит, – вытянул руки, и в ладони мне легла земля и несколько крупных картофелин.

– Что я делаю? – спросил сам у себя, складывая ворованное в сумку.

Кто кого, блин, не должен портить? А, Николаевич?

– Тихо! – шепотом из преисподней остановила меня Гусыня. – Кто-то идёт.

– Где? – выдохнул испуганно и поднял голову, чувствуя, как по телу рассыпался холодный страх. Кажется, яма, выкопанная Гусыней, пригодится мне прямо сейчас.

Если раньше не пристрелят.

Едва я высунулся из-за куста, на затылок легла рука Гусыни и прижала мою башку, как кнопку. Не удержав равновесия на корточках, под натиском нифига не слабой руки, упал вперед носом прямо под вонючий куст.

– Куда ты вылез?! – шипела на меня девчонка, тыча носом в землю так, будто я уже нагадил там, где она только что копала.