Доверчивый и открытый,опять возвращается взглядтуда, где, как глыбы гранита,проходчики молча стоят.Казалось бы, что здесь такого!На улицах синей Москвыв преддверии часа ночногоих часто встречали и вы.Я знаю, что в век этот громкийстремящимся всюду поспетьнет повода для остановкии времени, чтоб посмотреть.И все же прошу, посмотрите:под сенью ночных колоннад,как вырубленные из гранитапроходчики молча стоят.Их видом я мог восхититься,но аханье сердцу претит.Мне нравится то, что их лицапытливая мысль бороздит.О чем эта мысль:о заданье?О метрах ночного пути?А, может, она в мирозданьебыстрее ракеты летит.Не знаю…Но их наблюдая,и, как бы причастный к судьбе,тревожиться я начинаюо времени и о себе.Все в жизни обыденней, проще.Прошел перекур.И ониушли под вокзальную площадь,и вслед замигали огни.И станет в работе им легче,и четче проходка пойдет,и тюбинг ребристые плечиподставит под тяжесть пород…Но силою воображеньяопять возвращается взглядв то редкостное мгновенье,когда они молча стоят.
Баллада о гуде
Я помню восторг тот мальчишийи радость смоленской земли,когда из-за сломанных вишен«Т-34» вошли.Задолго до их появленья,врагов повергая в дрожь,гуденье, гуденье, гуденьенад лесом, над полем неслось.Но если изменников подлыхкарающий гуд убивал,то он же расстрелянных в полев бессмертие поднимал.И в памяти — книге закрытой —мне с красной строки этот гуд…Я слышу — идут с кимберлитом,«БелАЗы» неспешно идут.И в мерном гигантов гуденьесуровая та красота,и то же во мне восхищенье,и радость высокая та.С карьера — до цеха — по кругумашины упруго идут.И нет мелодичней для слуха,чем этот рабочий их гуд.Так пусть чередою «БелАЗы»плывут в бесконечности дней,и будут в России алмазыдля счастья Отчизны моей.И вот почему — в завершенье!и утром, и днем, и в ночигуденье, гуденье, гуденьемне музыкой нежной звучит.