Шатаясь, он вышел на улицу освежиться. Давно вставшее солнце сушило остатки дождя, и от густо растущей у подножия башни травы поднимался к небу полупрозрачный дрожащий пар. Такое же марево виднелось над лугом и лесом. Подышав воздухом и помаленьку трезвея, Гриффит спустил штаны и принялся шумно мочиться на лестницу, забрызгивая башмаки и штаны. Впрочем, не это волновало сейчас папашу Грифа. Он, не отрываясь, смотрел на лестницу. Вчера еще, с вечера, самолично подтащил ее к самой башне, чтоб не так промокла. А сегодня что? А сегодня лестница лежит пес знает как! Куда там – у башни! Словно всю ночь ее черти таскали. Да вон и следы…
Предчувствуя недоброе, Гриффит схватил лестницу и, распинав стражников, вознесся на верхотуру, отпирая замки дрожащими – не только от выпитого – руками. Вот и последний люк… Вроде бы – цел.
– Лезь, Ульва!
Ульва опасливо вытащил меч. Вообще-то, к узнику обычно не лазали, а пищу подавали, насадив на копье. Он, конечно, прикован к стене цепью, но…
– Лезь, лезь, не бойся, – насмешливо подбодрил Гриффит и для придания уверенности тихонько ткнул Ульву копьем в зад.
– Ой! – вскрикнул тот, распахивая люк.
– Ну сколько можно? – заворчали из тьмы. – Ни днем ни ночью от вас покоя нет. Всю ночь орали как сумасшедшие, так и с утра не поспать!
– Он там, – радостно обернулся с лестницы Ульва. – Лежит, звенит цепью и ругается. А говорит вроде не по-нашему… Но все понятно.
– Еще бы мне не ругаться? – возмутился узник. – Вы хоть пожрать принесли, или как?
Ничего не ответив, Гриффит сделал знак Ульве. Тот проворно спустился и ловко переставил лестницу вниз…
– На! – С усмешкой оглядывая больное на головы воинство, Гриффит протянул Ульве изрядный кусок мяса. – Отнесешь этому, вверх. Да смотри не сожри по дороге!
Магн отыскала Ирландца с очень большими трудами. Да и не нашла бы, кабы не помощь Гайды, монастырского пастушонка, которому третьего дня еще послушница лично заговорила чирей.
– В лесу он прячется, твой узколицый, в хижине, где прошлое лето пастуха убитого нашли, – деловито щелкнув кнутом, сообщил он пробегающей мимо Магн. – Оффа, мужик наш один, к нему тайно ходит: лепешки носит да новости рассказывает.
– А ты откуда знаешь?
– Видал. – Пастушонок смешно сощурил глаза – серые-серые, как облака над морем или ненастный осенний день. Рыжеватые волосы его, спутанные и давно не стриженные, падали на лоб и даже налезали на усыпанный веснушками нос. – Показать хижину-то?
– Покажи, будь ласков. Чирей-то как?
– Прошел, слава Господу! – Гайда широко улыбнулся. Улыбка у него оказалась приятная – лучистая какая-то, будто солнечный луч в хмурый денек, и это несмотря на отсутствие двух передних зубов, выбитых еще в начале лета отцом келарем за пропажу бычка. – А то ведь и на лавку, бывало, не сядешь. Ты вот что. – Пастушонок оглянулся и понизил голос: – Особо-то не выспрашивай про своего узколицего, тут до него и отцу келарю какое-то дело, смекай. После вечерни приходи на старый коровник, сможешь?
– Смогу.
– Ждать буду. – Гайда помахал рукой и, свернув, погнал стадо к лугу.
Не обманул после вечерни. Ждал. Увидев знакомую фигуру, аж привстал с камня, свистнул.
– Ну, пойдем, что ли? – подбежав, спросила Магн.
– Пойдем, – кивнул пастушок. – Только смотри не отставай, я быстро хожу.
Они быстро пошли мимо луга, мимо желтых стогов, вкусно пахнущих сеном, мимо колосящегося пшеничного поля. Пересекли дорогу с парой монастырских возов и, обогнув старый раскидистый дуб, свернули в овражек, маленький, но неожиданно глубокий, так что пастушонка скрыло с головою. Выбравшись из овражка, вышли на узенькую тропу, что, петляя по склонам холма, уходила в лес, но не со стороны дороги, а как бы исподтишка, кустами можжевельника и малины. За лесом садилось солнце. Усталое, отсветившее целый день и оттого пожухлое, оранжевое, смурное от легких перистых облачков. Осины и стройные ряды высоких берез отбрасывали длинные сиреневые тени. Еще не было темно, но по всему – может быть, по немного посиневшему небу, а может, по тишине с чуть слышным шелестом листьев – чувствовалось приближение ночи. Выбираясь из кустов, тропинка проходила среди берез и ныряла в чащу.
– Тебе туда, – останавливаясь, тихо сказал пастушонок, показав рукой на тропу. – Видишь орешник?
Магн кивнула.
– Там, за ним, – хижина. Я с тобой не пойду – там нехорошее место. Подожду вон возле осины.
– Лучше шел бы домой, – улыбнулась послушница. – Дорогу я запомнила, обратно доберусь как-нибудь.
– Нет уж, – серьезно возразил Гайда. – Я тебя сюда привел, я и обратно выведу.
– Ну, как хочешь. – Магн махнула рукой и исчезла в ореховых зарослях.
Хижина показалась внезапно, словно вдруг выросла прямо из-под земли. Вот только что ничего вроде не было, и – раз – сразу из-за кустов показались глинобитные стены. Пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, девушка осторожно вошла внутрь и разочарованно выдохнула. Пусто! И не очень-то похоже, чтобы вообще здесь кто-то жил. Ни стола, ни лавки, лишь куча соломы в углу, и, конечно же, ничего съестного. Вообще ничего.