Первый поход

Снаружи загремели засовом. Распахнулась дверь, скрипнув давно не смазанными петлями, – нет, не королевская это тюрьма! Посветлело – явно снаружи было окно, так что не такое уж и глубокое это подземелье, да, пожалуй, и не подземелье вовсе! А вот и страж. Кряжистый длиннорукий мужик в потертой тунике с рожей потенциального висельника. Ну никак не тянет на королевского стража. Что-то промычав – немой? – мужик поставил на пол – а больше тут и некуда было – деревянную миску с черствой лепешкой и луком. Обед. Хмуро взглянув на узника, страж подозрительно покрутил головой, словно ожидал увидеть тут невесть что, и вышел, лязгнув засовом. Н-да-а. Похоже, с отцом Этельредом еще не договорились. А пока не договорились, нужно действовать. Вот только как? Думай, Хельги ярл, думай! Что, одной только Гите серебришко нужно? А все ее помощнички? Думай…

Профессиональный мошенник и игрок в кости Ульва вышел из корчмы Теодульфа в препоганейшем настроении. Темнила что-то госпожа Гита, явно темнила! И с отцом не договорилась, и ярла отцу Этельреду не продала, хотя, казалось бы, чего уж проще – послать гонца в обитель, то-то аббат обрадовался бы. Так ведь нет – уж трое суток прошло, а серебришка как не было, так и нету. Темнила что-то Гита, змея. И где держала пленников, никому не рассказывала.

Проходя мимо рыночной площади, Ульва остановился. Было воскресенье, в синем небе ярко светило солнце, в церквах звонили колокола, и нарядно одетые горожане неспешно прогуливались по кривым улочкам, с рынка доносились запахи навоза и рыбы. Немного подумав, мошенник свернул к торговым рядам, сколоченным из толстых досок. Приехавшие из ближайших деревень кэрлы продавали дары огородов: крепкую кругленькую капусту, желтоватую репу, пурпурную свеклу, лук, чеснок и всякие травы. Местные ремесленники выложили на прилавки произведения своих рук, необходимые в крестьянском быту: гвозди разных размеров, заклепки, только входившие в здешнюю моду подковы, косы, серпы, замки – качественные, большие, увесистые, сделать такие вряд ли деревенскому кузнецу под силу. Вот у замков и толпились кэрлы, поглядывали искоса, судачили. Гвозди да косы они и со своей кузницы поимеют, а вот замки… Повесить такой на амбар – никакой собаки не надо, и ведь главное, есть не просит, замок-то. Дороговато, правда, так ведь и поторговаться можно. Вон подошел совсем уж дикая деревенщина, косматый, в засаленной, потертой тунике, с торчащей вперед буйной пегой бородищей. Интересно, этому-то что здесь надо? На грязную хижину замок? Что он там, бриллианты хранит? Ульва заинтересованно остановился в сторонке. С детства страдал неумеренным любопытством. Кузнец подозрительно смотрел на оборванца, готовый в любой миг схватить его за руку, буде попытается спереть замок. Мужик между тем, внимательно осмотрев изделия, показал кузнецу два пальца и что-то замычал. Боже, он к тому же еще и немой!

– Десять. Десять серебряных шиллингов за два замка, – закивал, улыбаясь, кузнец. – Понял, да?

Немой вновь замычал и отрицательно покачал головой. Вновь показал пальцы. Четыре на левой руке и столько же – на правой.

– Восемь? Ну, нет, братец. Ты посмотри, какие замки-то! Надежные, никто не откроет! Девять монет – за оба. И не мычи, больше не уступлю.

Махнув рукой, немой отошел. Походил по рынку еще – Ульва заинтересованно таскался сзади, – снова подошел к замкам…

В общем, согласился-таки на девять шиллингов. Зверовато оглянувшись по сторонам, достал кожаный мешочек, развязал, отсчитал девять монет, тщательно послюнявив пальцы. Десятую засунул в рот, а замки с ключами, аккуратно завернув в тряпицу, сунул в заплечный мешок.

Интересно, зачем этакому мытарю замки? И еще интересней – откуда у него серебришко?

Ульва был страшно заинтригован, так и шлялся по рынку за немым, хоть не за тем пришел – хотел среди старых знакомцев потолкаться, новости послушать. Вон они, знакомцы-то, тишком-молчком продают простофиле кэрлу крашеную лошадь. Лошаденка-то, видно, старовата… то есть как раз этого и не видно – зря, что ли, дубовым корьем покрасили, – ишь, шерсть-то как блестит, грива расчесана волосок к волоску, не коняга, а загляденье. А кэрл вроде не такой уж и простак – полез-таки лошаденке в зубы, так ведь и продавцы не одну луковую похлебку хлебали – мелом зубы подчистили, а где и подклеили рыбьим клеем – поди-ка расшатай! Да, видно, не вызвали подозрения зубы. Впрочем, где же немой?

Ульва быстро прошерстил взглядом заметно поредевшую к вечеру толпу. Ну вот он, мужичага, свернул на йоркскую дорогу. Не на коне едет, на своих двоих, пешедралом чешет, видать, не особо и далеко.