Первый поцелуй Анны

– Ладно, ладно, убегаю. Сейчас все принесу вам.

Мама Сони удаляется на кухню, и мне становится ее жаль настолько, что я готова следовать за ней, приговаривая, что ее дочь вовсе не это имела ввиду.

Поднявшись на третий этаж, я попадаю в сказку. Огромная розовая комната поражает своим размером и интерьером. Посередине стоит массивная резная кровать с розовым балдахином. В углу я замечаю зеркало, по периметру которого горят лампы. Совсем как у артистов театра. На столе под ним стоит открытая шкатулка, нашпигованная косметикой именитых марок. С десяток помад и блесков Диор, Ланком, Клиник; тушь, тени, тональные крема… Вот почему она всегда выглядит словно ее фотошопом обработали. Я с завистью смотрю на все это богатство.

Помню, неделю назад намазалась маминой тушью Лореаль. Она оказалась водостойкой и еще пару дней оставляла пятна у меня под глазами.

– Подойди-ка сюда, – сказала тогда мама.

– Что такое? – я подхожу и опускаю глаза. Как говорят: «на воре и шапка горит».

– Немедленно иди в ванну и смой это. Позорище, в пятнадцать лет мазюкать лицо. Вот будешь старая как я, придется мазаться, чтобы людей на улице не распугать. А сейчас, дурында, наслаждайся своей красотой, не так долго это время длится…– Мама явно была не в духе тогда, или заметила у себя морщинку где-нибудь в непотребном месте.

Но факта это не меняет: в то время, как Соне мама САМА покупает дорогущую косметику, а мне втихушку приходится пользоваться Руби Роуз, купленной на скопленные деньги (найденные в непотребном месте монеты и забытые в зимних вещах десятирублевые бумажки).

Соня замечает мой взгляд удава, и говорит:

– Хочешь, подарю тебе что-нибудь. Все равно всем этим не пользуюсь.

Я ошеломленно смотрю на нее.

– Эта косметика очень дорогая.

Соня хмыкает и пожимает плечами:

– В общем, хочешь, бери, не хочешь – не надо.

Кто меня вообще за язык тянул. Надо было сразу сказать: «Как здорово, спасибо. Я возьму вот эту диоровскую тушь» и сделать реверанс.

Но не проходит и секунды, как я забываю о сундуке с сокровищами, и замираю в еще большем шоке. Соня открывает раздвижные дверки и моему и так уже затуманенному взору предстает то, что она называет «гардеробная». Три ряда вешалок плотно утрамбованных платьев, пиджаков, кардиганов и домашней одежды, которую на ее месте, я бы одевала только по праздникам. От замеченных лейблов мои глаза постепенно полезли на лоб. У стены стояли коробки с надписями вроде Миу-Миу, Джимми Чу, Шанель…

– Это все твое? – не веря своим глазам, задаю глупый вопрос.

– Конечно мое, а чье же еще. – Соня пытается перекричать музыку, которую она включила «для поднятия настроения». – Ты думаешь, моя мама стала бы носить вот это? – Она вытаскивает ультра короткую юбочку, которая впору разве что моей Барби. – Кстати, я ее уже давно не ношу. Примерь ты.

Я, осоловелая от счастья, стягиваю свои потрепанные джинсы, представляя взору подруг хлопковые розовые трусики, и, пытаясь скрыть их неблаговидность тороплюсь втиснуться в эту красоту. Красота на мне не застегивается, и я мысленно проклинаю себя за бездумно поглощенные булочки и торты.

– Не лезет, – со стыдом бормочу я.

– Ничего. На вот это. – Соня кидает мне бесформенное платье. Я беру его в руки и наполняюсь сладкой негой. Шанель.

В доли секунды я стягиваю с себя футболку и слышу смех новоиспеченных подруг.

– Майка под футболкой? – похоже, они не могут остановить свой гомерический смех. Га-га-га продолжается, по крайней мере, еще минут пять. За это время я – таки напяливаю мешок от Шанель на себя и смотрюсь в зеркало. Из него не меня смотрит довольно странная особа: растрепанные волосы, предательски красные щеки и обезумевший взгляд. Если бы я не знала, что это Шанель, то сказала бы, что похожа я на разлагающуюся матрешку. Но это же Шанель! Просто надо привыкнуть, и я уверенна, что скоро все будут восхищаться тем, как я выгляжу в этом платье.

– Я могу взять поносить его?

– Да бери, бери. Можешь не отдавать. И тушь бери, не могу уже смотреть на тебя такую «естественную». – И они снова раздражаются гоготом. Что такого смешного во мне?

Спустя полчаса и два бокала неизвестно чего, принесенного мамой Сони, я с дарами стояла на выходе из ее дома. Ее мама с ослепительной улыбкой явно фальшивых зубов интенсивно махала мне и Аманде.

– Пока и спасибо за все, – благоговейно произношу я вот уже в пятый раз.

И когда дверь за Соней закрывается, обращаюсь к Аманде.

– Послушай, а почему ее родители так много ей покупают. Одежда, косметика. Одна только игровая приставка розового цвета, которая выдвигается по щелчку, чего стоит! Я такого ни в жизни не видела! – Говорю я взахлеб.

– Все очень просто: родители ее, также как и мои, в разводе. Вот и стараются перещеголять друг друга в подарках. Только вот очень скоро эти подарки надоедают и становятся ненужными. Ты же видишь, сколько хлама у нее. Я поначалу тоже как и ты смотрела на это все, как кобра на дудку. А сейчас мне это все и даром не надо. Да и тебе тоже. Зачем мешок этот схватила, теперь ей должна будешь до скончания века.