Читаем Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине полностью

- Теперь ставится другой вопрос: что происходит - вооруженное восстание или же защита от нападения? Этот вопрос особенно дебатировался в центре, но его могут ставить только люди, совершенно не умеющие ясно представлять себе конкретные условия всяких политических событий... Ведь вопрос так стоит: если вы не нападаете, то на вас нападут. Целый ряд правительственных актов последнего времени ясно показывал, что правительство систематически на нас нападало...

Он сделал еще одну паузу, и опять зал, притихший во враждебном внимании, ничем не ответил ему. Калинин словно решал для себя, надо ли говорить дальше, стоит ли убеждать этих озлобленных, настороженных слушателей.

- Предпарламент не нами был создан, да и правительство Временное было создано самочинным образом. И поэтому говорить о свержении его как о чем-то недемократическом - смешно. Когда исполнительный орган, призванный служить народу, не выполняет воли демократии, она имеет полное моральное право свергнуть этот исполнительный орган. Я жалею, что нет сейчас здесь ни правых, ни центра, - я сказал бы им, что до сих пор большего величия, большего великодушия, чем со стороны демократии, никто не видел. Никто не вправе обвинять демократию в отсутствии великодушия. Рабочий класс и крестьянский класс никогда не расправлялись с буржуазией так, как буржуазия с ними. Ведь демократия сейчас не пролила еще ни одной капли крови, она спокойно взяла власть, и в этот момент вы авансом обвиняете эту демократию в вандализме. Кроме позора, ничего другого после этих обвинений на вас лечь не может!

Михаил Иванович сошел с трибуны. Зал молчал.

Председатель спросил неуверенно:

- Кто еще просит слова?

Вскочили сразу несколько эсеров и меньшевиков, двое столкнулись в проходе. И вдруг все замерли: где-то над Невой гулко ударил орудийный выстрел, дрогнули массивные стены здания.

<p>5</p>

В девять часов сорок минут вечера комиссар «Авроры» большевик Белышев дал команду:

- Носовое орудие, огонь! Пли!

Шестидюймовка ахнула холостым зарядом, яркая вспышка пронзила черную глубь реки.

Выстрел, как было условлено заранее, известил о начале общего штурма. По всей линии окружения сразу усилилась перестрелка. Солдаты и матросы предложили посторонним лицам разойтись по домам.

Особенно много людей было на Невском проспекте. Ивану Евсеевичу Евсееву, только что прибывшему сюда со своим отрядом, пришлось выделить группу матросов, которые шаг за шагом оттеснили любопытствующих и остались стоять неровной шеренгой, перегородив всю улицу. Эта же группа должна была прикрывать морской отряд от ударов с тыла.

Сам Евсеев отправился на площадь, где на холодных мокрых камнях лежали матросы и красногвардейцы. Они вскакивали по двое, по трое, пробегали несколько метров и вновь падали, опасаясь выстрелов из-за дровяных баррикад. Оттуда стреляли несколько пулеметов, но либо пулеметчики были неважные, либо не хотели бить в цель: во всяком случае пули неслись высоко, не доставая лежащих, могли срезать только тех, кто поднялся во весь рост.

Прожекторы, установленные на Благовещенской площади, белыми клинками распарывали темноту, лучи скользили по стенам Зимнего дворца, упирались в освещенные окна, которые при этом меркли, а потом словно бы зажигались вновь.

Лучи прожекторов освещали Александровский столп, взметывались вверх и перекрещивались над площадью с такими же яркими полосками, тянувшимися в небо с Невы, с «Авроры».

По цепи передали команду прекратить огонь. Прибежал парнишка-связной, разыскал Евсеева.

- Не велено стрелять. Юнкера выходить будут.

- Какие еще юнкера?

- Дворцовые. Уже в штаны наклали...

Связной крутнулся на одной ноге - только его и видели. Озябшие матросы недовольно ворчали:

- Двинуть разок - и амба! Чего волыним, комиссар?

Иван Евсеевич и сам не понимал, чем вызвана задержка. Вон сколько сил вокруг дворца! Если поднять всех в решительную атаку, Зимний сразу будет захвачен. Так он и сказал Подвойскому, который приехал со стороны Невского на дребезжащей машине.

- Время работает на нас, - ответил Подвойский. - Юнкеров и казаков разлагает агитация наших сторонников в стане противника. Там ежеминутно идет классовая борьба, туда проникли наши агитаторы, переодетые солдаты и матросы. Вот вам результат: сейчас из Зимнего выйдут казаки, ударники батальона георгиевских кавалеров и Пятигорского батальона. Это сколько же сохраненных жизней и с той и с другой стороны?! Из Смольного нас тоже торопят, но ведь самое главное - сберечь наших революционных бойцов. - Подвойский нахмурился, произнес строго: - Приказываю вам обеспечить свободный выход из Зимнего всех, кто сдается.

- Это мы, безусловно, выполним. Но матросы вперед рвутся.

- У матросов горячие головы, а нам нужны терпение и выдержка, - сказал Подвойский. - Долго ждали, теперь считанные часы остались. Следите, чтобы революционная дисциплина была твердой.

- Вместе с матросами - красногвардейцы нашего завода.

- Так вернее, - согласился Подвойский и взглянул на часы. - Десять тридцать, сейчас казаки и ударники покинут дворец. Идите в цепь комиссар.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза