Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

- А разве рабочий может взять хотя бы кусок стали, который он обрабатывает на фабрике? Фабрика является государственной собственностью, так же как и железные дороги и другие предприятия. Вот рабочие заявили, например, что они желают продавать ситец по спекулятивной цене, так же, как продается хлеб. А хлеб - сто рублей пуд. А я, как представитель власти, заявляю: «Извините, пожалуйста, фабрики не ваши, а принадлежат всему трудящемуся народу, вы - только исполнители его воли!» И ни один рабочий не заявил претензии против такого рассуждения. И как мы говорили рабочим, что Путиловский завод не ваш, вы не имеете права растащить его по частям, так мы говорим и вам про имения: коммуны - это ваше местное, а советские имения принадлежат трудящимся всего государства... Если мы разделим все советские имения, тогда рабочие прямо нам бросят упрек, что вот, мол, крестьяне кусочка земли не оставили в волости для общего пользования. А вы не забывайте, что рабочие больше вас голодают...

Тут Василию Васильевичу очень захотелось задать вопрос, который он давно держал на уме. Вот ведь рабочие, как и крестьяне, бывают всякие. И хорошие, с золотыми руками. И так себе. И плохих хватает, которые с ленцой. Новая власть хороших рабочих ценит, о средних заботится, а плохих подхлестывает или гонит в три шеи. По-другому нельзя. Дай несамостоятельному да ленивому дорогой станок - он его в момент испортит. Здесь дело ясное, сразу видно, что к чему. А в деревне новая власть хорошего хозяина притесняет. Среднего тоже в тиски взяла и лишь в последнее время отпустила. Зато голь перекатную власть едва не за ручку водит. Мужик со своим хозяйством не справился, на чужом дворе батраком спину гнул, а его в начальство двигают, волостью или уездом управлять. Какое ему уважение от крестьян?

Василий Васильевич даже вперед подался, но осторожность взяла верх. Ладно, если улестишь начальству своими словами. А если они поперек придутся? Нет уж, береженого бог бережет. Так решил он и попятился на свое место. Потеснил соседа, но тот даже не заметил, настолько увлечен был словами Калинина:

- Вот я получил записку, в которой спрашивают,почему мы в начале власти говорили «Долой войну», а теперь сами ее продолжаем?.. Мы всегда говорили и будем говорить, что являемся противниками войны крестьян с крестьянами и рабочих с рабочими. Раньше наши рабочие и крестьяне защищали интересы русского капитализма, а рабочие Германии - интересы немецкого капитализма. И от этой войны ни рабочий, ни крестьянин не получали ничего, кроме разорения. А теперь идет война из-за того, что рабочие и крестьяне захватили фабрики и имения... И разве мы объявляем войну Колчаку? Колчак с помещиками идет против нас, потому что мы выгнали его из имений, лишили его привилегий...

(«Всяк за свое дерется», - рассудил Василий Васильевич.)

- Вы думаете, что спрячетесь в кусты, когда придет Колчак? Буржуазия везде найдет вас. Когда белогвардейцы захватили власть в Финляндии, то они целые тысячи рабочих и крестьян повесили. И сейчас, если возвратятся в Смоленск Оболенский и другие помещики, то вы думаете, что они будут искать и преследовать только большевиков? У вас в Смоленске большевиков-то всего-навсего сто человек, из них пятьдесят перед приходом Колчака скроются. А вы думаете, что эти колчаковцы-помещики успокоятся пятьюдесятью большевиками? Не успокоятся! Помимо того, что они возвратят себе имения и земли, они взыщут с вас и те убытки за два года, которые потерпели, и тогда уже наверное двадцать процентов вас будет убито, а кто сейчас дезертировал, тот тоже будет расстрелян, его вовсе не пощадят. И нам нет другого выхода, как задушить их, а когда задушим, то и война сама собой кончится. Если вы объясняете дезертирство тем, что тяжело крестьянам живется, то ведь нужно помнить, что мы и власть взяли, и боремся за то, чтобы лучше жилось. Нужно помнить, что Россию мы взяли голодную, разоренную. Мы напрягаем все силы, чтобы наладить жизнь...

Сходка закончилась. Крестьяне, теснясь, повалили из душной прокуренной избы. Василий Васильевич вышел среди последних и сразу увидел Калинина, стоявшего возле изгороди в кольце мужиков. Кто-то спросил его:

- Товарищ Калинин, тут люди брешут, что сам ты из рабочих, а крестьянином только прикидываешься.

Калинин усмехнулся, посмотрел вправо, влево. Увидел бабу с косой на плече.

- Эй, молодка, дай махну разок!

Та охнула от удивления, но косу протянула. Калинин взял, примерился, замахнулся пошире. Негустая придорожная трава легла ровным рядком.

Калинин потрогал пальцем жало косы, сказал недовольно:

- Какой мастер отбивал-то?! Ему бы руки отбить. Брусок есть?

Подали брусок. Михаил Иванович быстро и ловко провел по косе. Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Снова широко размахнулся: беззвучно и легко легла перед ним трава.

Пройдя шагов десять, остановился, вернул бабе косу.

«Крестьянин, по ухватке видать, что крестьянин, - определил Василий Васильевич. - Вроде бы щуплый, а стержень в ем прочный. Черти его принесли на нашу голову. Теперь мужики крепко задумаются...»

Глава восьмая

1