Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Сам, однако, протянутые ему бумаги не принял, кивнул на безусого, моложавого человека с высоким лбом и большими залысинами:

- Комиссару.

Тот взял документы и вдруг изменился в лице, шагнул к Буденному, пальцем показал подпись на мандате.

- Ульянов, Ленин, - вслух прочитал Семен Михайлович.

В комнате стало тихо. Несколько секунд Буденный стоял неподвижно, потом привычно оправил бекешу, вытянулся:

- Командир кавалерийского корпуса. Прошу извинить за недоразумение!

- Ничего, ничего, - успокоил его Калинин. - Теперь мы с Григорием Ивановичем спасены и от мороза, и от твоих молодцов. Кончить ведь с нами хотели, как с контрой.

- Еще раз извините. Виновные будут строго наказаны.

- Нет, дорогой мой! - возразил Калинин. - Мы сами во всем виноваты. Понесло же нас в такую-то погоду из Воронежа... Мы этих бойцов должны благодарить. Так ведь к белым не мудрено попасть...

Расторопный вестовой скрылся с хозяйкой на кухне, выскочил оттуда со скатертью. На столе появились тарелки и старый, толстостенный графин.

Обед был как нельзя кстати для проголодавшихся путников. К тому же застолье быстро сближает людей. Разговор пошел веселее, откровеннее. Едва управились с густым борщом, вестовой принес большую скворчащую сковороду: жареную картошку с салом. Михаил Иванович ел по-крестьянски аккуратно, маленькими кусочками откусывал хлеб от ломтя. Со вздохом сказал хозяевам, что в городах сейчас голодно. Нет топлива, нет керосина. Очень трудный период переживает страна. Но все же рабочие и крестьяне полны решимости до конца стоять за свою власть.

- Вот мы с Григорием Ивановичем и приехали к вам, чтобы еще раз убедиться в этом. Много хорошего слышали о вашем корпусе.

Буденный воспринял слова Калинина как начало деловой беседы. Глазами показал вестовому: стол сразу же опустел, вместо скатерти появилась военная карта, испещренная карандашными пометками. Семен Михайлович объяснил, где находятся вверенные ему части, на какой рубеж вышли передовые отряды. Сделав паузу, напомнил гостю о своем предложении развернуть корпус в конную армию. Как в столице смотрят на это? Михаил Иванович ответил, что он поддерживает такую идею.

Просьбы Семена Михайловича Калинин записал, чтобы потом, в Москве, ничего не забыть. При решении вопросов, связанных с корпусом, наверняка придется преодолевать недоброжелательное отношение Троцкого. Он ведь просто бледнеет от негодования, слыша фамилию Буденного.

- Не так давно у вас побывал председатель Реввоенсовета? - дипломатично поинтересовался Михаил Иванович.

Командир и комиссар корпуса переглянулись.

- Приезжал, - неохотно ответил Семен Михайлович.

- Перед людьми выступил? С бойцами поговорил?

- Было. Весь корпус перед ним строили. Только слова у него непонятные. Вроде русские, а вроде и нет.

- Как это?

- А вот пусть комиссар обрисует.

Комиссар Кивгела потер высокий лоб, подумал, заговорил не спеша:

- Бойцы у нас в основном малограмотные. Крестьяне, казаки. Они правду душой чуют, а слово не всякое до них доходит. Политическую работу мы с ними проводим постоянно, несмотря на бои, на беспрерывные марши. Но люди меняются. Много добровольцев приходит. Беляки к тому же всякие басни распространяют о коммуне. Под одним, мол, одеялом все спать будут и все прочее. Ну, бойцы спорят между собой: что такое Советская власть, кто такие большевики или коммунисты? Вот мы и попросили председателя Реввоенсовета разъяснить. Он согласился, вышел к строю.

- С бойцами и командирами не поздоровался, - хмуро вставил Буденный.

- Может, воинских порядков не знает, - сказал комиссар.

- Обязан знать на такой должности. Любой солдат знает.

- Не о том сейчас речь, - продолжал Кивгела. - Вышел он, значит, к строю, люди замерли, каждое слово ловят. Из Москвы человек, по-старому вроде бы верховный главнокомандующий. А он так примерно. В наших рядах есть элементы, извращающие наши понятия о формах устройства общества, за которое мы воюем. Я имею в виду коммуну с ее обобществленными средствами производства и равными условиями пользования общими благами труда... Ничего не скажешь, образованный, конечно, он человек...

- Дюже образованный, - не сдержался Буденный.

- Очень образованный, да не там, где надо, грамотность свою показывает. Ну и не поняли его люди. Шуметь начали. Кричат: «Не нужна нам коммуна! Мы за большевиков, а не за коммунистов!» Пришлось Семену Михайловичу вмешаться. Поднял руку. А в ней коробок спичечный. Спрашивает: «Что у меня в руке?» Отвечают: «Ясно что: коробка». - «Так вот» на одной стороне коробки мы напишем «большевик», на другой - «коммунист». Поверну я эту коробку одной или второй стороной, вниз или вверх, от этого ничего не изменится: коробка останется коробкой. Тоже самое: назовите вы меня большевиком или коммунистом - будет одно и то же». Вот тут люди поняли. А Троцкий вроде обиделся, стоит и губы покусывает.

- Не столковались, значит? - весело прищурился Михаил Иванович.

- Не получилось... - сокрушенно ответил Кивгела.

- Это чувствуется. Мы вот с Григорием Ивановичем тоже сегодня того, - почесал затылок Калинин. - Не смогли с бойцами договориться.