Джайны говорят, что Махавира никогда не говорил, но те, кто могли услышать его, слышали, они собрали ряд его высказываний. Послушайте снова то, что я вам говорю. Вы можете не понять. Джайны говорят, что Махавира никогда не говорил, но те, кто мог слышать, услышали. В его молчаливом присутствии они услышали то, что он говорил им, и они собрали его высказывания. Джайнские сутры начинались все время со слов: «Мы слышали». Они не начинались со слов: «Махавира сказал». Нет. Ученики говорят: «Мы слышали. Мы слышали это со своей стороны. Мы не знаем, сказал ли он это или нет, но в определенное мгновение мы слышали это. Этот безмолвный голос, беззвучный звук».
Да, кукушка кукует, попугай поет по-своему, обе эти птицы нужны. Если бы этот мир был только для кукушек, он был бы отвратительным Слишком много кукушек, ничего хорошего в этом нет. Существование нуждается в разнообразии. Существование богато благодаря разнообразию Да, иногда Махавира молчит, иногда Мира танцует, как сумасшедшая и все это прекрасно. Хорошо, что есть Христос и Кришна, хорошо, что есть Заратустра, Мухаммед и Лао-Цзы. Все настолько отличны и уникальны, и, тем не менее, послание одинаково.
Те, у кого есть глаза, чтобы видеть, будут видеть одну и ту же истину, которая выражается разными способами в разных формах. А те, у кого есть уши, чтобы слышать, будут слышать одну и ту же песню, которая поется на разных языках.
Это одна и та же роза, независимо от того, назовете вы ее гулаб или роза, отличия нет. В Индии мы называем ее гулаб, а на Западе вы называете ее розой. Иногда мы можем даже ссориться и спорить, как назвать ее правильно: гулаб или роза.
Дзэнский мастер говорит: «Не ссорьтесь, пожалуйста, принесите гулаб или розу, назовите, как хотите. Принесите ее сюда. Мгновенно принесите и посмотрите на нее». И тогда ссоры прекратятся, потому что, когда кто-то принесет розу, вы увидите, один называет ее гулаб, а другой по-другому, но это один и тот же цветок. И тогда вы скажете: «Хорошо. Назовите ее как хотите. Это одно и то же, я называю ее розой, а ты называешь ее гулаб, и мы ссорились из-за этого непонимания».
Ученые спорили, ссорились. Мастер смотрит на вещь, которую кто-то зовет гулаб, а кто-то по-другому, у нее могут быть тысячи имен, есть столько языков, и в каждом языке она называется по-разному.
Каждый человек, который обретает самадхи, выражает это по-своему, Но вопрос в том, пришла ли весна.
И он говорит еще вот что: «Когда я был мальчиком, когда мои глаза были невинными, когда я был молодым и свежим, девственным, когда
Там было много цветов, много птиц, много пения. Это была одна песня, одна весна, одна молодость, тот же нектар. Он говорит тем самым: «Пожалуйста, пусть сначала придет весна, и пусть тебя не волнует то. случится ли это посредством слов или посредством молчания».
Это можно высказать как словами, так и тишиной. На самом деле, когда это можно высказать, присутствуют и слова и тишина вместе. Но слова эти не простые, именно поэтому говорят, что этого нельзя высказать словами. А тишина эта - не мертвая тишина. Это не тишина кладбища, и как раз поэтому мастер говорит, что ее нельзя выразить также тишиной. Это не слова пандитов и не тишина мертвеца. Возникает великая связь между тишиной и словами. Слова говорят посредством тишины. Тишина говорит посредством слов. И когда тишина и слова встречаются, звучит песня. И тогда приходит праздник.
Когда приходит весна, начинается праздник. Когда приходит самадхи, начинается праздник. И этот праздник выражает себя обильно. Этот праздник, это цветение выражают себя. Но видно это только для тех, кто может понять, кто может видеть, кто может чувствовать, кто может любить.
Вопрос:
Этот вопрос задает Друва, и этот вопрос действительно важный. Этот вопрос появился от внутреннего прозрения, это практически мини сатори.
Такова жизнь, она обычная и глубокая одновременно, в то же время. Нет противоречия, Друва, в глубине жизни заключена ее обыденность. Тебя учили, что святое далеко, и что оно никогда не бывает обычным. Тебя учили отличию между простым и священным, между глубоким и обыденным. На самом деле отличия нет. Обыденное и есть глубокое, обыденное и есть необыкновенное, временное и есть вечное.