Первый рассказ

— Нет. Есть только в одной части этого дома и больше нигде. Мне немало пришлось полазить, пока я наткнулся на эту благодать. Электричество идет сюда по какому-то заброшенному кабелю. Компания с меня шкуру сдерет, если узнает, какой я расточитель.

Триссино включил электрическую плиту и поставил вскипятить воду, чтобы заварить кофе.

— Могу ли я на вас положиться? — спросил он Херонимо.

— Если вы затеяли грязное дело, то не надо.

— Мне нужен сообщник. Лучше сказать, верный товарищ в неуголовном деле.

— Ну, если так…

Триссино поднялся со скрипучего кресла и, чуть улыбаясь, подошел к кровати с высокой постелью, неаккуратно убранной, какой-то излишне пухлой. Он снизу, глубоко подсунув руки, приподнял и оттеснил постель к стене. Затем уперся в нее головой, а руками ловко снял с матраца большой лиловато-серый прямоугольник, состоявший из множества листов, распадавшихся по краям. Херонимо заметил, что на матраце, блестя чистым металлом, лежал какой-то многорычажный прибор, занимая полкровати. Он напоминал расплющенного краба. Триссино на вытянутых руках поднес кипу и положил на стол.

— Вы догадались? — улыбнулся он. Улыбка его была не из приятных.

— Вы это нарезали от плесени?

— Здесь уже 700 листов! Я работал над этим больше двух лет.

— Как вы ухитрились? Я слыхал, они ни одного кусочка не могли оторвать.

— Вон теми ножницами, — он кивнул на «краба». — А они действительно торопятся. С плесенью же нужно обращаться ласково, как с женщиной. И не торопиться! Эти ножницы сделаны по моему чертежу. Пришлось же мне поломать голову!

— Но это, наверное, открытие! Вам могут присвоить академическое звание.

— Открытие не это… Я подсчитал, сколько можно нарезать таких листов из всей пленки. Не меньше 35 миллионов! — Он пошел на кухню. — Но их можно делать меньше по объему, и это не пойдет во вред качеству.

Он вышел из кухни с мешком, сшитым из одного листа, с эллипсообразным обручем у раструба.

— Это страшное изделие, — спокойно сказал Триссино. — Мешки я шью специальными нитками. Работа дьявольски трудная. По полчаса сижу над двумя отверстиями. Когда я с горем пополам сшил первый, я захотел испытать его на прочность, ведь я же собирался их продавать! И вот посмотрите. Подержите мешок, но будьте осторожны.

— Триссино, что вы затеваете?

— Да не бойтесь вы! Снежок! Снежок! А, бездельник!

Комендант ушел в какие-то другие комнаты. Херонимо услышал стук падающей мебели. И тотчас же мимо него пронесся пушистый, белый кот и скрылся в противоположных комнатах. Триссино выбежал за ним следом.

— А, старый хитрец! Разрази меня парламент, он первый главарь в этом кошачьем сброде. Он все понимает, подлец. Трубочист! Где же этот волокита? Трубочист! Эти лодыри и бабники хотят, чтоб я их кормил. Ну пусть же лучше они станут…

Он ушел в боковую комнату, закрыв за собой дверь. Минут через пять вернулся с черным котом на руках.

— Теперь, Кинтана, крепче держите мешок за обруч.

Херонимо приподнял мешок повыше. Триссино взял кота за все четыре лапы, спиной свесив его над раструбом мешка. Кот мяукнул. Триссино разжал пальцы и поднял руки вверх. Кот полетел в мешок. Херонимо сразу же почувствовал, как мешок стал тяжелеть.

— Теперь слушайте.

Херонимо склонился над раструбом, заглядывая в пустоту. До него несколько секунд, все ослабевая, доносилось безнадежное мяуканье, будто кот мяукал, куда-то убегая. Одновременно мешок становился все легче и легче.

Триссино взял и положил мешок на стол, на кипу листов. Он похлопал по нижней части мешка, по средней, доходя легкими ударами до раструба, до лежащего на боку обруча.

— Кота нет, — развел он руками.

— Где же он? — пораженный спросил Кинтана.

— Если бы я знал.

— Вы убили его. Вы изверг, что ли? Могли бы вместо кота бросить башмак. Тут немало хламу. Комендант, выверните мешок.

— Ни в коем случае!!

— Выверните мешок.

— И не подумаю. Однажды я это уже сделал… Когда я сшил первый такой мешок и стал складывать в него свои лучшие вещи, которые надо было прихватить в дорогу, я почувствовал, что он будто и не наполняется. Я ничего не мог понять и сунул в него руку — вещей там не было! В мешке внизу не было стен и не было дна, не говоря уже о моих лучших вещах. Однако с внешней стороны никаких дыр в мешке тоже не было. Я стал его выворачивать, держа за раструб.

И чем больше выворачивал, тем труднее мне было это делать. Но я разозлился и непременно хотел вернуть свои вещи. И тут с мешка понесло, понесло красной глиняной пылью и ветром. Я ничего не мог понять, бросил мешок на стол и выбежал на улицу с засыпанными глазами. Я бродил по городу всю ночь, думал, но ничего не мог понять и придумать. Когда утром я поднялся на второй этаж того дома и открыл дверь квартиры, мне под ноги обрушилась волна сухой глины и песка. По всем комнатам в открытые двери надуло метровые барханы. Мешок лежал на столе, источая ветер и глиняный дым. Теперь этот дом до половины засыпан красной пылью. Стекла в окнах выдавило, пожалуй, там где-то разразилась буря. Красная пыль все течет и течет из окон, засыпая дом.

— Откуда эта пыль?

— Я же говорю: я наполовину вывернул мешок.