Теперь вместо прежних изящных ручек на одеяле лежали два полена, увенчанные кувалдами. Вся эта «роскошь» была тщательно упакована в бинты.
Я вскочила с кровати и бросилась к двери. Ментально. В действительности это выглядело натужным приподнятием моей головы. Зато обратно на подушку голова вернулась легко и непринужденно, с элегантностью строительной бабы. И с тем же звуком.
Но даже краткого обзора собственного тела мне хватило для того, чтобы сделать неутешительный вывод: меня подготовили к погребению в местных катакомбах, предварительно мумифицировав по рецепту египетских жрецов. Будут теперь экскурсии водить, показывать людям мои плотно перемотанные бинтами мощи.
Хотя, если честно, до состояния мощей моей тушке еще ой как далеко.
Тогда зачем меня так забинтовали? И почему попытка пошевелиться вызывает такую дикую боль? Особенно выделяется энтузиазмом левая нога.
Левая нога… руки… Пульсирующая боль во лбу… Значит, это был не сон?!!
– Саша! – все еще удерживая за кончик хвоста ускользающую надежду, закричала я. – Са-а-аша-а-а!
– Не надо кричать, Анна, – появившийся в дверях фон Клотц холодно посмотрел на меня. – Вы травмировать дети. Виктория только начать прекращать слезы после инъекция доктор. Слава спать, он тоже ранен. Доктор дать ему снотворное.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, Фридрих, – и так-то не очень правильная речь немца сейчас для меня была всего лишь набором слов. Или я просто не хотела его понимать?
– Вы очень сильно разбиться, Анна, – постарался накапать в склянку своего голоса несколько капель истинного участия господин фон Клотц. Но раствор получился слишком слабым, вода безразличия победила. – За вам будет ухаживать медсестра. Ее звать Грета, она не знать русский язык. Она будет делать то, что рекомендовать доктор. Слушать Грета, выполнять все, хорошо есть – и вы быстро стать на ноги. Но кричать больше не надо. – И фон Клотц повернулся, чтобы уйти.
– Подождите! – Я невольно дернулась, пытаясь удержать Фридриха, и, не выдержав очередной атаки боли, вскрикнула и заплакала. Проклиная себя за слабость, я прохлюпала: – Но как же Саша?! Что с ней? Вы нашли ее? Она серьезно пострадала?!
– Тело пока не найдено, – сухо сообщил белесый червяк и что-то прокричал по-немецки в глубину коридора.
Затем он вышел, не оглядываясь. Вместо него в комнату вплыл могучий буксир, покрытый белоснежным чехлом халата и с накрахмаленной трубой, в смысле – в шапочке. С собой буксир притащил штатив с прикрепленным к нему пузырем. Видимо, это и есть Грета. Она приблизилась, отыскала среди бинтов на моей руке нужное место и вонзила туда здоровенную иглу. Закачав в меня целый шприц какого-то лекарства, Грета приспособила пузыристое сооружение к другой руке. Убедившись, что все сделано правильно, она, не проронив ни слова, уплыла прочь.
Скорее всего, Грета сделал мне укол какого-то анестетика, поскольку физическая боль начала сдавать свои позиции, пока не превратилась в скукоженный комочек, притаившийся в моей левой ноге.
Но ее место заняла боль душевная, выжигая на своем пути все живое. «Тело не найдено». И все?! И это – о светловолосой хрупкой женщине с милой улыбкой и ласковыми голубыми глазами? О моей Сашке?! Ну, герр, ты еще бóльшая гнида, чем я предполагала!
Жидкое пламя боли, отчаяния, безысходности разливалось во мне все шире, все дальше. Словно вулканическая лава, оно ползло к мозгу. Я в оцепенении лежала на кровати, не в силах сопротивляться наступлению коллапса.
А потом я вспомнила… Вспомнила, как моя нога проваливалась на педали тормоза. И эта машина посреди дороги. И пустые глаза фон Клотца. И его попытка, пусть и вялая, не пускать с нами Славку.
ОН ЗНАЛ! Эта блондинистая крыса все знала! Все было подстроено, катастрофа должна была произойти – и она произошла.
И сделал это Фридрих фон Клотц.
Леденящая ярость девятым валом поднялась из глубины моей души и обрушилась на расползавшуюся по моему телу лаву боли, мгновенно превратив ее в корку пепла. Боль осталась со мной, она тлела и жгла в груди, но где-то там, далеко, под слоем гнева и холодной сосредоточенности.
Я не знаю, Сашка, чем ты могла помешать фон Клотцу, но обещаю – я разберусь во всем. Чего бы мне это ни стоило!
Значит, мне надо побыстрее встать на ноги. Что ж, я буду самой покладистой и послушной пациенткой в мире.
Следующие два дня я старательно лечилась: терпеливо переносила уколы и капельницы, обработку ран и перевязки, съедала все, что мне приносили, и потихоньку начинала вставать.
Слава богу, мои травмы не имели ничего общего с переломами. Во время перевязок я смогла вдоволь полюбоваться здоровенной зашитой раной на своем левом бедре, сорванной кожей на предплечье и ссадинами на кистях. И что-то еще было у меня на голове, в районе лба. Но что именно, разглядеть мне удалось лишь через два дня, когда я смогла наконец преодолеть гигантское расстояние, разделявшее мою кровать и дверь в санузел.