Первый Романов (СИ)

Не делаю я попытки и увернуться от удара, лишь пускаю мощнейший импульс в правую руку и перехватываю занесенную кисть телесника. Мы застываем, Степан сипит сквозь сжатые зубы. Мне тоже тяжело, удержать руку Мастера не так уж и просто, но я не показываю виду. Для меня это не более чем приятная нагрузка.

— Кристаллическая решетка, — довольно оскаливаюсь. — Как банально. А знаешь, почему в мое время телесники почти не использовали ее?

— Что ты несешь?! — рычит он. — Ты сосунок!

— Потому что ваш кристалл легко пропускает биокенетику, покойный Зяблик.

Часть импульса в руке изливается наружу, раздается еле слышный треск напитываемого кристалла Степана. До парня наконец доходит, что у него есть вторая рука. Но поздно — от зубодробительного взмаха я ухожу перекатом. Качусь как раз к вожаку, но тот наученный опытом отскакивает подальше. А сзади раздается глухой хлопок. Кристальная рука от кисти до локтя взрывается, и Зяблик с ором падает оземь. Рот его не закрывается:

— А! Матерь! Как больно! — визжит он, потеряв всю свою кристаллику и превратившись в кровавый ошметок мяса.

— Наследник! — к нам бежит одни из вражьих гвардейцев. Его руки наполняются огненным жаром. — За вас я…

— Умрешь, — мельком зафиксировав цель, швыряю бубнового «вальта», и голова огненного Подмастерья исчезает в всполохе взрыва.

— Фас! — гаркаю я вожаку, да еще притопнув, и тот отшатнувшись от меня, кидается на Зяблик. Огромная волчья пасть рвет телесника на части.

Напоследок использую лассо. А именно приковываю душу Зяблика к ошметкам плоти. Зверь рвет его на куски, выгрызает ему сердце, а телесник продолжит жить и орать. Это царская кара напоследок. Жестоко? Бессомненно. А кто сказал, что я добрый Царь.

Теперь пора помочь своим. Перепрыгнув труп огневика, быстрым шагом огибаю отряд Зябликов. Для этого обхожу пару домиков и перебегаю через участок третий. Низенький косой заборчик просто перешагиваю. Перед глазами возникают спины двух Забликов. Стоят близко друг к другу, но карт не жалею. Две черные «тройки» и ступаю дальше по потрохам подорванных.

По дороге встречаю гридней, они радуются мне как щенята, идем дальше вместе и сталкиваемся с плотной группой Зябликов. Зачинается магическая перестрелка. Артефактные калаши, магические атаки, карты — и через пары минут нет Зябликов, только горка трупов. А через несколько метров и Аде подсобляем в перестрелке с пулеметчиком. Девушка залегла в яму на грунтовке и оттуда не могла голову поднять — сразу землю вспахивает свинцовый град. Лёня-Дымок ликвидирует пулеметную точку, а я помогаю рыженькой подняться. Ее чумазая моська благодарно улыбается.

— Спасибо, господин, — лепечет рыжая.

— Медведь, на поле боя только Медведь, — строго говорю.

— Поняла, Медведь, — тут же выпрямляется она.

Вот смотрю на эту закопченную мордашку и думаю: «нахрена ты здесь». Девка вся в соку, замуж пора. Но лезет, рвется везде. Может, ее в гридни забрать? Ай, потом решу.

— Филин, это Медведь, — связываюсь по рации. — Как у вас?

— Чисто, — устало отчитывается старший гвардеец. Громыхает одиночный выстрел. — То есть теперь чисто.

— Встречаемся у последнего дома.

— Принял.

Когда через минуту я оглядываю строй запачканных в крови, усталых гвардейцев, то грустно вздыхаю. Лишились трех бойцов. Могли и больше, конечно, но и это серьезно. Потеря подданных — всегда серьезно. Не вышло у нас легкой прогулки в Убыхию, и Воскресенский за это обязательно ответит. Короной клянусь.

Как оказалось, волков положили целую гору, может и всех. Ну кроме вожака. Серебряшка всё же удрал в лес. Пакостливый волчонок одумался? Или просто наелся Зябликом? А кто ж знает.

Пока гридни подтаскивают ближе ко мне вражьи трупы, я поглощаю вкусные души убитых. А гвардейцы обыскивают колонну машин Зябликов за деревней.

— Медведь, глянь, — Филин приносит типичный контейнер под дымовую шашку. — Никогда о таком не слышал. Что это?

Я рассматриваю заводскую этикетку на круглом баке:

«Шашка „Синька“. Комплектность: Запал-спичка — 1 штука. Масса: 1 кг»

— «Синька»…Хм. Ну, похоже на ту штуку, с которой ко мне в гости завалился Воронов. Убери ее в надежное место. Эта петарда стоит сотни тысяч марок.

— Вау!…хм, то есть так точно.

После я решаю наведаться в деревню. Местные во время перестрелки разбежались кто куда, но вдруг остался хоть кто-нибудь.

Мы с бойцами выходим на главную площадь. Здесь нас встречают деревенские с ружьями наголо. Ха, зря я боялся. Горцы — народ гордый. Дом ни за что не оставят.

Из строя бородачей выходит старик с широкими, в косую сажень плечами. В руках он держит кинжал, пока в кожаных ножнах. Я с интересом смотрю на старика.

— Русские? — спрашивает он, глянув на меня из-под косматых бровей.

— Русские, — киваю.

Он тоже кивает и протягивает мне кинжал на широченных ладонях.

— Прими это, спаситель и гость! Вся Артциви благодарна тебе, славный гигит!

Я нарочито медленно забираю кинжал.

— Принимаю твою благодарность, старик, — произношу со снисходительной усмешкой.