Своеобразие мысли, оригинальный вклад Аксакова в славянофильство оказываются заслоненными в результате его собственных усилий – что придавало убедительности его «проповеди», но препятствовало осознать, насколько в действительности глубоки трансформации, осуществленные им в славянофильском учении. Для современников Аксаков преимущественно выступал «оригинальным образом», не сливаясь со «славянофильским пантеоном» в отношении славянского вопроса, став одним из наиболее ярких выразителей так называемых «панславистских» настроений. Однако куда более масштабная задача, реализованная Аксаковым, заключалась в приспособлении славянофильства к меняющимся общественным условиям и переводу его в практический план.
Если «старшие» славянофилы уделяли преимущественное внимание вопросам историософии и религиозной проблематике, то Аксакову надлежало в рамках данного учения найти ответы на конкретные вопросы – иными словами, преобразовать славянофильство в политическую программу. В данном отношении он продолжал дело своего брата – Константин Аксаков в 1848–1849 годах выработал концепцию «Земли» и «Государства» как двух основных начал русской жизни и сформулировал широко известный тезис о «безгосударственности русского народа». Исследователями неоднократно отмечалось и было подробно проанализировано Н. И. Цимбаевым конкретно-историческое значение данной концепции, которую можно рассматривать как своего рода предложение «компромисса» власти в условиях «мрачного семилетия»: утверждая безгосударственный характер русского народа, Константин Аксаков в то же время требует свободы «внутренней жизни», отрекаясь от каких бы то ни было политических требований, он одновременно стремится утвердить (в форме исторического описания, приобретающего нормативный характер) невмешательство государства в жизнь «Земли». Константин Аксаков убеждает правительство, что ему нечего опасаться «народа», поскольку «народ» безразличен к делам правления:
«Россия никогда не обоготворяла правительства, никогда не верила в его совершенство и совершенства от него не требовала. смотрела на него, как на дело второстепенное, считая первостепенным делом веру и спасение души – и поэтому революция чужда совершенно России и существующий исконный порядок в ней крепок» (цит. по:
Тот же тезис Константин Аксаков повторит в 1855 году, в записке «О внутреннем состоянии России»:
«Люди, не верующие в совершенство правительства, не поклоняющиеся ему, знают, что лучшая форма из правительственных форм есть монархическая, революция есть для них ложь по началам христианства и по выводам рассудка» (цит. по:
«Государство», по Константину Аксакову, тогда становится в России вредным, когда, уклоняясь от своих начал, пытается подменить собой «Землю». С петровских реформ «правительство <…> внесло в русскую жизнь западное понятие о власти, стало изъявлять притязание решать все задачи жизни, вмешивалось в русский быт и, таким образом, стало, хотя отчасти, в положение правительства западного. Часть России, увлекшись Западом, в ту же минуту преклонилась перед правительством, как пред кумиром – и в ту же минуту начала революционные попытки» (цит. по: